Кризис идентичности: Кризис идентичности » Социология молодежи. Электронная энциклопедия

Кризис идентичности » Социология молодежи. Электронная энциклопедия

Спасибо нашим инвесторам из пин ап казино

Кризис идентичности – критическое состояние индивида, связанное с осознанием им
своего несоответствия желаемой идентичности. Рассмотрение проблемы кризиса
идентичности в социологии молодежи во многом опирается на работы Э. Эриксона.

Процесс идентификации
начинается с младенчества, но только в период юности развитие идентичности
достигает точки, в которой возможно наступление кризиса идентичности а в
дальнейшем люди могут испытывать такой кризис в любом возрасте при переходе от
одного этапа становления личности к другому. В обществах с обязательными
ритуалами перехода к взрослой жизни или жестко определенными ролями для
подростков кризис идентичности менее выражен, чем в демократических обществах
(Моутет, 2003: 334).

Наиболее распространен
нормативный кризис идентичности. Его причины лежат в самом развитии индивида,
усилении его потенциала и уязвимости старой формы идентичности (Эриксон, 1996: 25–28).
Такой кризис идентичности, как правило, становится импульсом для актуализации
социализационного процесса,  в ходе
которого и происходит разрешение кризиса. Успешность разрешения и сроки кризиса
варьируются в зависимости от того, какой уровень идентичности (индивидуальный
или групповой) он затрагивает, каково содержание (статусная, ролевая,
гражданская, этническая, профессиональная и т. д.) и характер неадекватности
идентичности (негативная, утраченная, недостигнутая, диффузная, виртуальная и
др.), каковы социальные условия и обстоятельства жизни человека и его
индивидуальные особенности. Нормативные кризисы идентичности чувствительны к
воздействиям институтов и агентов социализации. Молодой человек, включаясь в
различные виды деятельности и социальные отношения, обретает новые
идентичности, большую уверенность в себе и удовлетворенность жизнью, получает
опыт преодоления трудностей взросления и вхождения в самостоятельную жизнь,
уточняет критерии оценки себя как личности и свои идентификационные ориентиры.
В молодом возрасте процессы социализации и идентификации, результатом которых
становится целостная социальная идентичность, очень насыщены и динамичны. Их
сопровождают предшествующие личностной зрелости нормативные кризисы
идентичности.

Преодоление кризиса
идентичности связано с достижением баланса позитивной идентичности на разных
уровнях идентификации с учетом возрастных и психологических особенностей
индивида. Обретение желаемой идентичности является трудным делом. Во-первых,
это требует значительных волевых усилий и времени на освоение необходимых
ценностей, норм, ролей, образцов поведения, убеждений, а также преодоления
трудностей личностного роста; во-вторых, принятие некоторых идентичностей
является проблематичным для индивида. Например, ситуационная идентичность может
вступать в противоречие с ценностями и нормами индивида; в-третьих,
идентичность может быть не реальна для индивида, поэтому во избежание
длительного и неразрешимого кризиса идентичности человеку лучше пересмотреть свои притязания.

Кризис идентичности может
проявляться не только как норма развития личности. Он может стать отклонением в
случае затягивания тяжелого переходного состояния или его неразрешимости. Такой
кризис сопровождается неудовлетворенностью, опустошенностью, тревожностью
индивида, а порой и личностным разломом, утратой смысла жизни.

В ранней юности подвергается сомнению обретенная
ранее идентичность. Осознание необходимости решать взрослые задачи вызывает
переживание того, как индивид выглядит в глазах других в сравнении с его
собственным представлением о себе, а также того, как связать роли и навыки, развитые
и ценимые ранее, с профессиональными прототипами дня сегодняшнего. В поисках
нового чувства тождественности и преемственности молодым людям приходится вновь
вести многие из сражений прошлых лет, привлекая к этому свои внутренние силы, и
также реальных значимых других. Эта новая, финальная на этапе перед взрослостью
идентичность, есть нечто большее, чем сумма детских идентификаций. Новая
идентичность есть чувство уверенности в том, что внутренняя тождественность и
непрерывность сочетается с тождественностью и непрерывностью значения
индивидуума для других. Эта идентичность подтверждает готовность индивида
интегрировать все свои прежние идентификации (индивидные и личностные) с
возможностью выполнять социальные роли взрослого человека (Ковалева А. И.,
Луков В. А., 1999; Ковалева, Богданова, 2012; Луков, 2012).

Лит.: Ковалева, А. И., Богданова, В. В. (2012) Траектория
социализации. М. : Изд-во Моск. гуманит. ун-та. 184 с.; Ковалева, А. И.,
Луков, В. А. (1999) Социология молодежи: Теоретические вопросы. М. : Социум.
351 с.; Луков,
Вал. А. (2012) Теории молодежи : Междисциплинарный анализ. М. : Канон + РООИ
«Реабилитация». 528 с.; Моутет, Д. (2003) Кризисы идентичности //
Психологическая энциклопедия / под ред. Р. Корсини, А. Ауэрбаха. 2-е изд. СПб.
: Питер. С. 334–335; Эриксон, Э. (1996) Идентичность:
юность и кризис : пер. с англ. / общ. ред. и предисл. А. В. Толстых. М. :
Издат. группа «Прогресс». 342 с.

Спасибо нашим инвесторам из пин ап казино

А. И. Ковалева

Кризис идентичности личности в условиях глобализации

Бесследно все – и так легко не быть!

Ф. Тютчев

Необходимость заботы о целостности личности

Современная философская мысль в своем интересе к процессу глобализации гораздо чаще останавливает свое внимание на глобальных объектах, связанных с понятием идентичности: идентичность культур, наций, этносов (В. Р. Чагилов, Ф. Х. Кессиди, М. А. Мун- тян, А. Д. Урсул и др.), чем на проблемах личности в условиях глобализации. Между тем глобализация трансформирует не только экономические и политические отношения, она сильно и резко меняет мировоззрение современного человека, в результате чего возникают идеологические и культурные конфликты, психологическое напряжение и мировоззренческая неудовлетворенность. Поэтому представляется, что в современном противоречивом и конфликтном мире одной из важнейших тем философской рефлексии должна стать целостность и интеграция личности.

Целостность личности связана с такими понятиями, как идентификация, идентичность личности и кризис идентичности. И «человеческое, слишком человеческое» – влияние современного многослойного и антиномного контекста бытия человека на становление идентичности, на разрешение кризисов идентичности отдельного человека – остается темой для междисциплинарного размышления. Другой стороной данной проблемы является определение культурного инструмента для построения и сохранения идентичности, ее осмысленного бытия в условиях глобализации.

Каково значение идентичности для личности? Зрелая идентичность интегрирует жизненный опыт, дарования, социальные возможности в эго индивидуума, охраняет когерентность и индивидуальность его опыта, подготавливает индивидуума к ударам, грозящим от разрывов непрерывности в среде, предвидит внутренние и внешние опасности (Э. Эриксон). Если культура перестает поставлять индивидам жизнеспособные образцы, то формируются негативные, запутанные идентичности, снижается способность сдерживать негативные элементы и формируется деструктивное поведение у людей и с позитивной идентичностью. Если же чувство идентичности утрачивается, на место целостности и полноты личности приходят отчаяние, изоляция, смешение ролей, тревога и страхи. Это связано с тем, что форма бытия культуры в своем решительном обновлении может вступить в противоречие с содержанием жизненного опыта человека.

Идентичность как социокультурная проблема

Сущность идентичности в психологии определяется как осознание индивидом непрерывности и тождественности во времени (Д. Локк), последовательности и непротиворечивости собственной личности (У. Джемс), идентификация в детстве с жизнью родителей, затем с национальными, социокультурными символами общества (З. Фрейд). По эпигенетической стадиальной концепции развития личности Э. Эриксона[1], цель развития личности – целостность как зрелое качество, обязанное своим происхождением всем стадиям развития эго. Зрелая психосоциальная идентичность – это «внутренняя тождественность и непрерывность, подготовленная прошлым индивидуума, сочетается с тождественностью и непрерывностью значения для других, выявляемая в реальной перспективе “карьеры”»[2]. Достигнутая идентичность выражается в способности человека испытывать доверие, иметь личностно значимые цели, ценности и убеждения, чувство направленности и осмысленности жизни, осознавать и преодолевать трудности на избранном пути. Мораторий – это состояние кризиса идентичности и активный поиск его разрешения, во время которого человек ищет полезную для разрешения кризиса информацию и реально экспериментирует со стилями жизни.

Преждевременная идентичность свойственна человеку, который, минуя кризис, относительно рано в жизни приобретает определенные цели, ценности, убеждения вследствие идентификации с родителями или другими значимыми людьми. Человек с диффузной идентичностью не имеет прочных целей, ценностей и убеждений, не пытается их сформировать, не способен решать возникающие проблемы и переживает негативные состояния: пессимизм, злобу, отчуждение, беспомощность и безнадежность.

Дж. Мид в концепции символического интеракционизма выделил два аспекта идентичности: социально детерминированную идентичность («Me»), которая строится из интернализованных «генерализованных других», и индивидуальную идентичность («I»), благодаря которой человек реагирует на социальную ситуацию неповторимым образом. Мид считал, что идентичность возникает как результат социального общения человека при условии включенности индивида в социальную группу, где исключительное значение имеет символическая коммуникация – вербальная и невербальная. Он же выделил осознаваемый и неосознаваемый типы идентичности. Неосознаваемая идентичность базируется на неосознанно принятых человеком нормах, привычках, ожиданиях, поступающих от социальной группы, к которой он принадлежит. Осознаваемая идентичность возникает на основе рефлексии и выражает относительную свободу личности, которая думает о цели и тактике своего поведения, а не слепо следует ритуализированному социальному действию[3].

Развивая идеи Дж. Мида, в современной социальной философии и психологии выделяют и другие типы идентичности: социальная идентичность, личная идентичность, Я-идентичность (И. Гофман). Социальная идентичность предъявляет себя как актуальная и виртуальная посредством обозначения себя очевидными атрибутами (депутатский мандат) и предполагаемыми атрибутами («мигалка» на машине депутата) с целью влияния на социальное окружение. В моделях социального поведения реализуется «борьба идентичностей»: манипулируя предъявляемой (образ, транслируемый другим) идентичностью, человек старается приблизить реальную (таким индивид воспринимает себя) к идеальной (таким хотелось бы себя видеть) идентичности и увеличить дистанцию между реальной и негативной (таким не хотелось бы себя видеть) идентичностями (Р. Фогельсон).

В философии французского персонализма (Э. Мунье) сущность идентичности раскрывается в связи с пониманием личности под влиянием категорий экзистенциализма (свобода, внутренний мир, коммуникация) и марксизма (личность выражает современную ей реальность). Целостность личности осуществляется через построение идентичности как «призвания, призыва к единству» самотворчества, коммуникации и единения с другими людьми. «Личность существует только в своем устремлении к “другому”, познает себя только через другого и обретает себя только в “другом”. Первичный опыт личности – это опыт “другой” личности»[4].

Другим источником идентичности является субъективность как самоотождествление, или обозначение своей внутренней жизни, интимности – глубинного и таинственного. Эти значения являются результатом рефлексии – сосредоточения и овладения собой в единстве природного и надприродного. Но рефлексия – это не только всматривание внутрь себя, погружение в себя и в свои образы, она также интенция, проекция «Я». Целостность личности не застывшая идентичность, это «безмолвный призыв», смысл которого постигается на протяжении всей жизни. Желание обрести «живое единство» реализуется через двойное напряжение сил: «сосредоточиваясь, чтобы обрести себя, затем рассредоточиться, чтобы обогатить свой внутренний мир, и вновь обрести себя…»[5].

Ю. Хабермас представляет Я-идентичность как баланс между личностной и социальной идентичностью. Личностная идентичность обеспечивает связность истории жизни человека, а социальная идентичность отвечает требованиям всех ролевых систем, к которым принадлежит человек. Во взаимодействии человек проясняет свою идентичность, стремясь соответствовать нормативным ожиданиям партнера, но выражая свою неповторимость[6].

Условия разрешения кризисов в эволюции идентичности

Идентичность как динамичная структура развивается нелинейно и неравномерно, может идти как в прогрессивном, так и в регрессивном направлении на протяжении всей жизни человека, преодолевая кризисы. Э. Эриксон определяет кризис идентичности как конфликт между сложившейся к данному моменту конфигурацией элементов идентичности с соответствующим ей способом «вписывания» себя в окружающий мир и изменившейся биологической или социальной нишей существования индивида. Всякий раз, когда возникают биологические или социальные изменения, необходимы интегрирующая работа эго и переструктурирование элементов идентичности. Прогресс идентичности достигается одновременной интеграцией и дифференциацией различных взаимосвязанных элементов (идентификаций), на границе постоянства и изменения себя. На каждой стадии развития идентичности новые элементы должны быть интегрированы в имеющуюся структуру, а старые и отжившие – реинтегрированы или отброшены. Отбор новых компонентов в структуру идентичности и приспособление структуры к этим компонентам происходит в процессах ассимиляции, аккомодации и оценки значения и ценности новых и старых содержаний идентичности в соответствии с особенностями социального опыта индивида.

Высокая социокультурная динамика требует быстрой перестройки компонентов идентичности, осуществления выборов, посредством которых человек принимает вызовы времени и новые ценности. Но для поддержания своей идентичности личность может какое-то время не воспринимать эти изменения, используя для этого различные стратегии защиты идентичности, поскольку быстрое разрушение структуры ведет к потере идентичности и связанным с этим негативным состояниям (депрессии, самоубийства). Кризис идентичности, как правило, фокусируется в определенных жизненных сферах, но если он развивается по-разному в разных областях жизни человека, то тот попадает в «многофазовый кризис» (Д. Маттесон). Даже имея достигнутую идентичность, человек, испытывая кризис, может ввергнуться в диффузное состояние и вернуться на более низкий уровень идентичности. Но когда запускается процесс разрешения кризиса, у человека вновь есть шанс достичь идентичности.

Итак, иметь зрелую идентичность – обозначает быть самим собой в уподоблении себя выбранному социокультурному окружению. Принцип сосуществования социальности и индивидуальности в идентичности указывает, что условиями построения личностной идентичности и разрешения кризисов являются:

• идентификация, ассимиляция и интеграция значимых социокультурных образцов;

• развитая рефлексия своих переживаний для самоотождествления;

• коммуникация и ее опосредование значениями отношений Я и Другого;

• понимание и согласованность всех значений Я;

• выбор новых ценностей и целей и решимость для разрешения кризисов.

Таким образом, социокультурная сущность идентичности указывает на метафизическую связь культуры и человека: культурный контекст может или способствовать, или препятствовать формированию идентичности индивида. Нам важно понять, какие конкретные влияния оказывает современный социокультурный контекст как символический «другой» на содержательные аспекты иден- тичности.

Требования многослойного контекста бытия к антиномным свойствам личности

Проблемой построения идентичности современной личности является противоречивая сущность современного культурного контекста: с одной стороны, антиномный характер культуры, с другой стороны, глобальная интеграция. Философы XX в. описали антиномичный характер нашего экзистенциального времени, который проявляется в полицентрической, многополюсной структуре. Духовные корни современной западной культуры уходят в иудейский профетизм, классическую греческую культуру, античный империализм, западное средневековье, эпоху Просвещения (В. Библер, Э. Трельч, К. Ясперс и др.). Э. Трельч полагал, что основной проблемой современного человека будет «культурный синтез». И действительно, наш современник вынужден постоянно прикладывать усилия для синтеза Я в преодолении антиномий культуры: традиции и новации, вещного и духовного, импульса желания и сознательного творчества, чувственного бытия и символической деятельности, необходимости и свободы, обыденности и игры, идеала и симулякра.

Явления глобализации как проблема становления идентичности

Факторы и векторы глобализации показывают направление общественных процессов, но в повседневном опыте человек сталкивается с проявлениями глобализации как конкретным семантическим контекстом, влияющим на усвоение культурных значений в идентичности личности. В опыте человека типы идентичности и явления глобализации взаимообусловлены более сложно, но в нашем анализе их сопоставление позволяет выявить некоторые тенденции становления идентичности.

1. Рыночный характер отношений, конкуренция и обеднение значения мира как символического «другого». Сегодня рынок входит во все сферы жизни и устанавливает свои формы и «стоимости успешности». Мир вещности и употребления востребует производителя и потребителя, а не произведение и творца, что лишает человека культурных конструктов формирования идентичности. Еще К. Маркс определил процесс превращения результатов человеческой деятельности как отчуждение. Рыночные отношения вытесняют неконкурентные слои граждан на границу выживаемости и одичания, не позволяют строить культурное бытие и сохранять уважение к своей личности. Это актуализирует новых «героев» для идентификации – и вот уже «брат» ищет правду с обрезом в ру- ках, и зритель принимает беспощадного, справедливого, нерыноч- ного героя.

2. Плюрализм как множественность и анонимный характер бытия личности. Установка только на множественность без связи с единством и конкретностью рассеивает все существующие представления человека и делает его бытие анонимным. Открытость миру, молчаливый характер бытия личности, латентное слияние в самосознании собственных влечений, чувств и мыслей с диктуемыми ей средствами информации определенными формами мышления и деятельности замещает человеку рефлексию собственных переживаний и порождает имитацию субъектности индивида. М. Хайдеггер описал такое безличное существование (man) человека «как все» в мире объективированных ценностей и форм общения. В безличном мире человек лишь в предельных ситуациях постигает существо своей экзистенции, смысл своего бытия в мире[7].

3. «Контактный тип» социальной целостности и деперсонализация. Современные коммуникации (Интернет, телевидение, спутниковая связь) неограниченно распространяют в массовом сознании современные концепции, представления и идейно-ценностные ориентации. Такая коммуникация интегрирует общество в глобальном масштабе и создает социальную целостность «контактного типа» (М. Маклюэн). Но «контактный тип» социальной целостности ослабляет живую, неопосредованную коммуникацию. Кроме того, усиление групповой самокатегоризации деперсонализирует индивидуальное самовосприятие. С. Л. Рубинштейн определил такое отчуждение человека от человека как отрыв сущности от существования, неподлинность его бытия. Отношения людей сводятся к взаимодействию на уровне имиджа, «маски», социальной роли[8]. Интернетовская деревня наполнена фальсифицированными образами людей, скрытых за выдуманными образами и «никами». Отношение к человеку как к «маске» превращает его в орудие, средство или деперсонализирует его. Деперсонализация – это восприятие себя не как уникальную личность, а как взаимозаменяемый экземпляр социальной категории. Э. Мунье писал: «Когда коммуникация ослабляет свою напряженность или принимает извращенные формы, я теряю свое глубинное “Я”. Ведь известно, что все душевные расстройства связаны с потерей контактов с “другими”, здесь alter становится alienus, а я оказываюсь чуждым самому себе, отчужденным от себя»[9].

4. Прагматизм как мировоззрение и индивидуализм как способ бытия человека. Прагматизм как идеология несет идею тотальной полезности в ущерб нравственным основам в человеке – совести, человечности. Внедряемые сегодня в массовое сознание новые стереотипы самоутверждения – индивидуальный успех, достижительность, индивидуализм, рациональная адаптация – конструкты, чуждые традиционной идентичности россиян. Противоречие между результатом и средством, отсутствие честности и искренности в отношениях между людьми создает ситуацию, когда человек теряет доверие к людям, идеям, делу. В результате происходит разрушение базального доверия к миру – основы идентичности, по концепции Э. Эриксона. Прагматизм производит индивидуализм в форму жизни. Индивидуалист живет во внутренней изоляции, воплощает принципы усиленного самосохранения, обеспечивая права только своего Я и строя жизнь только для себя. Но индивидуализм – это расщепленное бытие человека, который пытается остаться самодостаточным в себе самом (Р. Лаут). «Расщепленное бытие» разрывает естественные для человеческой психики связи «Я – другой», что нарушает личностную целостность[10].

4. Укрупнение образа социума, интеграция социальной системы и потеря уникальности человека. Всякий живой организм обладает своей уникальной природой, и ему полезна только определенная степень открытости-закрытости. Полная открытость приводит к тому, что истощается сокровенное или интимное содержание человеческой личности, исчезает тайна его бытия и уникальность. Ж. Бодрийяр видит в этом проблему потери границы собственного бытия, когда интимное («приватное») приобретает оттенок всеобщности. Но когда исчезает «другой» – потаенный в себе, вместе с ним исчезает самостоятельность[11]. Это губительно для социального организма в условиях вакуума норм и ценностей. А. Швейцер утверждал, что «когда общество воздействует на индивида сильнее, чем индивид на общество, начинается деградация культуры»[12], так как умаляются духовные и нравственные задатки человека.

5. Информационное давление социального целого на сознание индивида посредством глобальных средств воздействия и деструкция самоидентификации. Информационные средства коммуникации (СМК) как инструмент власти социума над индивидуальностью являются источником стандартизации, механизации идентичности, затрудняют постижение, раскрытие Я в культуре. Для разрушения идентичности используются принципы приведения человека к состоянию «как все», «выработки единой идеологии группы», «низведения к ребенку» – то есть то, что возвращает личность в статус ребенка и облегчает введение идеологических ценностей с нуля.

Г. Г. Почепцов описывает технологии средств информации, прямая цель которых – разрушение идентичности[13].

Снятие идентичности. Установление вины.

Самопредавание.

Тотальный конфликт и базовый страх.

Мягкость и возможность.

Подталкивание к признанию.

Канализация вины и т. д.

Посредством СМК транслируются формы замещения и подмена уникальности и целостности индивидуального мышления, чувств, потребностей и ценностной ориентации людей: «идеологизация», «массовизация», «индоктринизация», «фетишизация», «мистификация». Под влиянием фантомов «ложного сознания» (идеологий различного толка) и «поспешного морализирования» массового общества (В. Библер) происходит деструкция самоидентификации, формируется «человек без свойств».

6. Массовизация культуры, реклама как двигатель глобализации и отрыв сущности от существования человека. Современное значение рекламы направлено не на прямую покупку товара, а на введение в структуру значений потребителя определенного имиджа, с которым связан товар. Семиотическое значение рекламы размывает границы самости и затрудняет установление контакта с собой. Товарный знак постепенно как бы «присваивает» человека, навязывая ему определенный образ и чувство принадлежности к определенной социальной группе: успешная женщина пользуется только такой косметикой, мужественный мужчина курит только такие сигареты, модный молодой человек носит такую спортивную марку. Так происходит семиотическое влияние на сознание индивидуальности для построения определенного типа идентификации потребителя.

Формируется личность, которую Г. Маркузе назвал «одномерный человек», – носитель определенной социальной роли[14]. Члены «одномерного общества» думают и говорят «шершавым языком плаката» (В. Маяковский) – языком газеты, рекламы, телевидения. Постепенно процесс отчуждения человека от трансцендирующих истин, мысли, искусства, эстетики жизни ведет к отрыву сущности от существования человека.

7. Универсализация языка знаковых систем информации электронных средств и унификация психологических характеристик личности. В условиях прагматики PR компании транслируют информацию посредством обедненного языка на основе простых сравнений и ассоциаций. Различные реалити-шоу, носящие вненациональный характер, внедряют в сознание зрителей унифицированные образцы поведения определенных психотипов (исследование С. Пека):

• «козел отпущения», который демонстрирует деструктивное поведение смиренного субъекта;

• нарциссическая личность с преобладающей, но завуалированной нетерпимостью к критике как следствием нарциссической травмы;

• претенциозная личность с выраженным беспокойством о внешности и собственном имидже самоуважения;

• слабовыраженный шизофреник с расстройствами в процессе мышления в стрессовых ситуациях.

Пропаганда унификации психики людей на основе нездоровых образцов ведет к снижению общего развития индивидуальности человека, его способности к самовыражению. И чтобы быть самим собой в уподоблении выбранному социокультурному окружению, человеку необходим пересмотр прежних, настоящих и будущих идентификаций, проектирование в будущее их качественно нового сочетания.

Описанные явления глобализации, «моделируя в нас человека», делают естественное построение идентичности проблемой: удлиняют периоды кризисов, провоцируют диффузную идентичность, «расколотое Я». Эти влияния затрагивают все аспекты идентичности:

• для экзистенциальной составляющей – потеря уникальности человека, отрыв сущности от существования человека;

• для рефлексивного механизма идентичности последствие – унификация психологических характеристик личности, деструкция самоидентификации;

• для семантического аспекта идентичности – обеднение значения мира как символического «другого», анонимный характер бытия личности, деперсонализация;

• для социального бытия – индивидуализм и отчуждение как способ существования.

Российская специфика в разрешении кризиса идентичности личности в условиях глобализации

Психоанализ убедительно показал молчаливый характер индивидуального бытия личности: индивид интерпретирует опыт в заданных схемах языка и со всеми предрассудками общества. Явления глобализации углубляют иррациональное господство общества над личностью, антиличностную социальную экспансию в уникальность человека. Становясь бессознательным механизмом «привязывания» чувств, потребностей, сознания индивида к социуму, они исключают его самобытное развитие, основанное на личном выборе и индивидуальной свободе.

У российского человека в разрешении социокультурного кризиса идентичности в процессе глобализации существуют отягощающие обстоятельства – исторически обусловленная изоляция от европейского социокультурного процесса и авторитарная идеология. С одной стороны, это помогало «безболезненно» строить идентичность, поскольку были заданы образы и образцы. Но, с другой стороны, отсутствие выбора и ответственности за выбор целей, ценностей препятствовало формированию ответственности за свою жизнь и культурных способов преодоления кризиса идентичности. Российский человек шел «другим путем» и теперь вынужден переживать все те экзистенциальные кризисы, к преодолению которых у европейцев уже сформировались культурные средства.

Кроме того, транснациональные компании, крупные наднациональные образования как явления глобализации, преодолевая границы государств, несут с собой наднациональную политику, уменьшая национальный суверенитет, но вместе с этим пробуждая бурный рост национализма[15]. Нельзя не согласиться с выводом Л. Е. Гринина, что в ситуации, когда возможен ренессанс национальных структур и идей, нужна гибкость в отношении национальных традиций. В многонациональном российском государстве это особенно важно для национальной идентичности личности. Однако мы наблюдаем противоречие социальной ситуации в России: с одной стороны, строятся и восстанавливаются храмы, священники получили свободу обращения к своей пастве; с другой стороны, российские СМИ внедряют в массовое сознание новые стереотипы самоутверждения – прагматизм, индивидуализм, рационализм. Но источником рационализма в европейской культуре стала протестанская религиозная этика как система мировосприятия и определенная психология (М. Вебер). М. Элиаде доказал, что даже у нерелигиозных людей религия и мифология скрыты в глубинах сознания и всплывают из бездн бессознательного в Я, как только задеваются универсальные символы, связанные с этой глубинной памятью. Для российского менталитета характерны качества личности, обусловленные свойствами российской культуры, выраженной православием и советской идеологией: приоритет духа над материей, центрированность на нравственном сознании, неприятие рационализма, пренебрежение к практицизму, принцип коллективизма, патриотического культа служения обществу. Прививка фрагментов чужих традиций и культуры в идентичность российского человека имеет как следствие деформацию личности – противоречие между ее культурной сущностью и социальными способами реализации.

Ситуация кризиса идентичности россиянина в процессе глобализации усугубляется традиционным «апофеозом беспочвенности» (Л. Шестов) на фоне динамичного расширения социокультурного контекста до границ мира. Всемирная отзывчивость русской «спеленутой» души (по выражению Э. Эриксона) и ее соборность при отсутствии культуры ответственной идентификации может в очередной раз привести к «пересадке культуры» идентичности с чужого плеча. Но как быстро сформировать ответственную личностную идентичность, если «культурность – наследственный дар, и сразу привить ее себе почти никогда не удается»[16]? Вследствие предыдущей «секуляризация духовности» у нас потеряна традиция духовной опеки человека, и в ситуации кризиса он остается в одиночестве. И открытое молодое поколение воспринимает прививаемую целерациональную культуру эмоционально и некритично, а у взрослого населения сопротивление ей вызывает рост иррациональных элементов сознания.

Возможные последствия и культурные перспективы разрешения кризиса идентичности в условиях глобализации

Формирование диффузной, неосознаваемой, негативной идентичностей связано с пассивной позицией человека перед лицом информационного давления на сознание индивида со стороны социального целого, при котором постижение, раскрытие и проявление в культуре индивидуального «Я» затруднено. Явления глобализации требуют от человека новых идентификаций и высоких темпов интеграции, но культурная сущность человека не может создавать личностные формы в темпах глобализации. Следствием этой «заторможенности» являются деперсонализация, разные формы отчуждения, враждебность в отношении новаций или снижение культуры личности, стандартизация, массовизация с ее инстинктивными формами поведения.

Следствием деформации личности, не способной отвечать на вопрос «Кто Я?», то есть устанавливать свою идентичность и развиваться в темпах современной глобализации в окружении «чужого» текста социума, является уход от себя и реальности в алкоголизм и наркоманию. Неблагополучное разрешение кризиса идентичности – это результат безответного, безответственного отношения человека к себе. Успешное преодоление кризисов требует от человека постоянных усилий в построении идентичности на каждом из жизненных этапов: интеграции и дифференциации взаимосвязанных идентификаций, ассимиляции, аккомодации и оценки социальных взаимодействий со значимыми другими, овладения семиотическими средствами выражения себя и понимания языка других, самоотчета, рефлексии и проектирования своего образа. Индивид вынужден преодолевать как антиномный характер самой идентичности, так и социокультурные антиномии реальности и принимать или отвергать новые социальные ситуации, виды деятельности, ценности.

Современные философские исследования глобализации (А. Н. Чу-маков, А. П. Назаретян) указывают на актуальность развития субъективного фактора – осознания человеком своей принадлежности к определенной культурной традиции, типу общественного развития, интерактивного сознания с преобладанием общечеловеческих ценностей, когнитивной сложности индивидуального интеллекта. Оптимизм философии в отношении преодоления кризиса человека (от Э. Мунье до П. Рикера) опирается на понимание того, что внутренние ресурсы личности не предопределены заранее: и то, «что она выражает, не исчерпывает ее, то, что ее обуславливает, не порабощает»[17]. Для укрепления внутреннего мира у личности существуют способы выхода вовне: своеобразие, протест, свобода и ответственность, трансценденция, деятельность, творчество. Личностная жизнь современного человека – это и самоутверждение и самоотрицание субъекта, и обладание и бытие.

Общим контекстом нашего размышления во всех его частях является возвращение человеку «заботы о бытии-в-мире» (М. Хайдеггер) и ответственности в построении осознанной идентичности, чтобы не потерять свою человеческую сущность. Иметь целостность как результат зрелой идентичности возможно путем пересмотра прежних, настоящих и будущих идентификаций, выработки их качественно нового сочетания, что требует от личности мобилизации всех личностных сил и времени. Поэтому «забота» о человеке для современных философии и психологии – определить тот культурный инструмент – амплификатор, который бы усилил способность человека к пониманию себя, «участное мышление» (М. Бахтин) в отношениях с миром и с собой.

Философия и психология предлагают вниманию современного человека новые идеи и методы понимания мира. Одна из них – идея самопонимания на феноменолого-герменевтическом основании (П. Рикер). Культура как мир человеческих смыслов по-прежнему хранит необходимые предпосылки для дальнейшего творческого саморазвития человека. Синтез антиномизма, по убеждению П. Фло-ренского, – в символе, который в культуре человечен и одновременно сверхчеловечен[18]. Понять существование себя и иного – означает понять его как символическое бытие посредством символики своего произведения как другого-в-себе. Культура самопонимания восполняет все планы идентичности: экзистенциальный, рефлексивный, семантический в создании и интерпретации культурного произведения как символического опосредования желаний, рефлексии его значения, выявления личностного смысла для понимания уникальности, предназначенности, возможностей Я. И это – воплощенная в творчестве забота о целостности и полноте бытия личности. Идея и культура самопонимания – разработанный культурный инструмент преодоления кризиса идентичности, кризиса смысла, кризиса сознания – позволяют открыть не только актуальное Я, но и возможное Я личности в современной культуре.

Подведем некоторые итоги нашего размышления об идентичности современного человека. Осуществленный анализ психоаналитического и персоналистского подходов к сущности идентичности прояснил необходимые социокультурные условия формирования зрелой позитивной идентичности и разрешения ее кризисов, что обеспечивает целостность, психическое здоровье и социальное благополучие человека и общества. Обобщение материалов современных философских работ позволило представить многослойный контекст современного социального бытия человека, в котором значимыми являются факторы, векторы и явления процесса глобализации.

[1] Элиаде, М. Священное и мирское. – М.: Изд-во МГУ, 1994.

[2] Там же. – С. 367.

[3] Мид, Дж. Интернализированные другие и самость. – М.: Наука, 1989.

[4] Мунье, Э. Персонализм // Французская философия и эстетика XX века. – М.: Искусство, 1995. – с. 134.

[5] Там же. – с. 150.

[6] Хабермас, Ю. Демократия. Разум. Нравственность. – М.: ACADEMIA, 1995.

[7] Хайдеггер, М. Время и бытие. – М.: Республика, 1993.

[8] Шестов, Л. Апофеоз беспочвенности. – М.: Захаров, 2000.

[9] Мунье, Э. Персонализм. – с. 135.

[10] Лаут, Р. Философия Достоевского в систематическом изложении. – М.: Республика, 1996.

[11] Библер, B. C. От наукоучения к логике культуры. – М., 1991.

[12] Швейцер, А. Упадок и возрождение культуры. Философия культуры. Ч. 1 / Благоговение перед жизнью. – М.: Прогресс, 1992. – с. 69.

[13] Почепцов, Г. Г. Коммуникативные технологии двадцатого века. – М.: Рефл – бук; Киев: Ваклер, 1999.

[14] Рубинштейн, С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. – СПб.: Питер, 2003.

[15] Гринин, Л. Е. Государство и исторический процесс. Политический срез исторического процесса. – М.: КомКнига, 2007. – с. 154.

[16] Шестов, Л. Апофеоз беспочвенности. – С. 19.

[17] Мунье, Э. Персонализм. – С. 109.

[18] Флоренский, П. А. У водоразделов мысли. – М.: Правда, 1990.

Кризис идентичности как нормообразующее становление личности Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

11. Цапенко И. П. ИКТ и глобальная мобильность труда // Информационное общество. — 2011. — № 2. — С. 18-28.

12. Шрейдер Ю. А. Социокультурные и технико-экономические аспекты развития информационной среды // Информатика и культура. — Новосибирск, 1990. — С. 50-51.

13. Яременко И. А. Организационно-педагогические условия формирования социальной активности личности средствами массовой информации: дис. … канд. пед. наук. — Магнитогорск, 2000. — 190 с.

References

1. Basalaev Yu.M. and Basalaeva O.G. Formirovanie infoimacionnoy kartiny mira kak metodologicheskogo sredstva izucheniya informatsionnoy real’nosti [Formation of the information world-view as a methodology of studying the information reality]. Mezhdunarodnihyy zhurnal eksperiment’nogo obrazovaniya [International Journal of experimental education], 2014, no 5 (2), pp. 90-92. (In Russ.)

2. Basalaeva O.G. Informatsionnyy obraz mira: funktsional’nyy podkhod [Information picture of the world: functional approach]. Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta kul’tury i iskusstv [Bulletin of Kemerovo State University of Culture and Arts], 2013, no 24, pp. 274-280. (In Russ.)

3. Basalaeva O.G. Funktsiya ponimaniya v chastnonauchnoy kartine mira [Hermeneutic function of personal scientific world outlook]. Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta kul ‘tury i iskusstv [Bulletin of Kemerovo State University of Culture and Arts], 2012, no 1, pp. 215-220. (In Russ.)

4. Kagan M.S., Etkind A.M. Individual’nost’ kak ob’ektivnaya i sub’ektivnaya real’nost’ [Identity as objective and subjective reality]. Voprosypsikhologii [Voprosy Psychologii], 1989, no 4, pp. 4-15. (In Russ.)

5. Kan R. Robert Kan: eksklyuzivnoe interv’yu zhurnalu «Informatsionnoe obshchestvo» [Robert Kan: exclusive interview to the Journal «Information society»]. Informacionnoe obshchestvo [Information society], 2009, no 4-5, pp. 68-75. (In Russ.)

6. Kapterev A.I. Informatizatsiya sotsiokul’turnogo [Informatization of sociocultural space]. Moscow, 2004. 512 p. (In Russ.)

7. Kogan V.Z. Teoriya informatsionnogo vzaimodeystviya. Filosofsko-sotsiologicheskie ocherki [Theory of information exchange. Philosophical and sociological sketches]. Novosibirsk, 1991. 320 p. (In Russ.)

8. Kogan V.Z. Chelovek v potoke informatsii [The person in a flow of information]. Novosibirsk, 1981. 177 p. (In Russ.)

9. Noveyshiy filosofskiy slovar’ [The latest philosophical dictionary]. Minsk, 2003. 1280 p. (In Russ.)

10. Turonok S.G. Internet i politicheskiy protsess [Internet and political process]. Obshchestvenyye nauki i sovremennost’ [Social sciences and present], 2001, no 6, pp. 51-63. (In Russ.)

11. Capenko I.P. IKT i global’naya mobil’nost’ truda [ICT and global mobility of work]. Informatsionnoe obshchestvo [Information society], 2011, no 2, pp. 18-28. (In Russ.)

12. Shreyjder Yu.A. Sotsiokul’turnye i tekhniko-ekonomicheskie aspekty razvitiya informatsionnoy sredy [Sociocultural and technical and economic aspects of development of the information environment]. Informatika i kul’tura [Informatics and culture]. Novosibirsk, 1990, pp. 50-51. (In Russ.)

13. Yaremenko I.A. Organizatsionno-pedagogicheskie usloviya formirovaniya sotsial’noy aktivnosti lichnosti sredstva-mi massovoy informatsii. Diss. kand. ped. nauk. [Organizational and pedagogical conditions of formation of social activity of the personality mass media. Ph.D. ped. sci. diss.]. Magnitogorsk, 2000. 190 p. (In Russ.)

УДК 316.16: 141.7

КРИЗИС ИДЕНТИЧНОСТИ КАК НОРМООБРАЗУЮЩЕЕ СТАНОВЛЕНИЕ ЛИЧНОСТИ

Жукова Ольга Ивановна, доктор философских наук, профессор кафедры философии, Кемеровский государственный университет (г. Кемерово, РФ). E-mail: [email protected]

Жуков Владимир Дмитриевич, кандидат философских наук, доцент, заведующий кафедрой философии, Кемеровская государственная медицинская академия (г. Кемерово, РФ). E-mail: [email protected]

В статье рассматривается проблема идентичности как то, что позиционирует личность в качестве индивидуальной неповторимости и то, что позволяет ей формировать собственное «я»; подчеркивается,

что по мере усложнения мира социума идентичность приобретает множественный характер. Авторами кризис идентичности рассматривается как конфликт между сложившимися устойчивыми структурами идентичности индивида и соответствующим способом вписывания ее в окружающую реальность. Авторы приходит к выводу, что кризис идентичности — это неизбежный и логичный этап на пути развития личности и обретения себя в качестве гармоничной целостности.

Ключевые слова: личность, самость, идентичность, кризис идентичности.

IDENTITY CRISIS AS A NORM-SETTING FORMATION OF PERSONALITY

Zhukova Olga Ivanovna, Doctor of Philosophic Sciences, Professor of Chair of Philosophy of Kemerovo State University (Kemerovo, Russian Federation). E-mail: [email protected]

Zhucov Vladimir Dmitrievich, Candidate of Philosophical Sciences, Docent, Chair of Philosophy, Kemerovo State Medical Academy (Kemerovo, Russian Federation). E-mail: [email protected]

The article deals with the problem of identity that considers personality as an individual uniqueness and allows it to form his own ego. Identity gets multiple nature as the world society becomes more complicated. The authors consider identity crisis as a conflict between the established stable structures of the individual identity and the appropriate manner of inscribing it in the surrounding reality. The authors conclude that the identity crisis is inevitable and logical stage of personal development and finding himself as a harmonious whole.

Keywords: personality, self, identity, identity crisis.

Сегодня с полным основанием можно говорить о том, что современный социум утратил устойчивые социальные общности, которые сплетали единую социальную ткань, позволяя самости обретать аутентичную себе систему социальных координат. Вращаясь во множестве разнопорядковых реальностей, извлекая из них определенный для себя опыт, человек, тем не менее, не идентифицирует себя ни с одной из них. Подобное неустойчивое положение индивида, его образа, как в собственных глазах, так и в глазах других, стало естественным и даже привычным явлением.

Дело не только в том, что человек лишился определенных гарантий данной устойчивости в социокультурной реальности. В истории всегда были периоды, которые воспринимались, описывались как катастрофические, распадающиеся, деструктивные. Но они не понимались и не анализировались в качестве «кризиса идентичности». Безусловно, это явление имеет свои объективные причины, на которые обращает внимание теоретическая мысль и где попытки осознания данной тенденции предпринимаются в разных исследовательских программах.

Проблема идентичности — одна из преобладающих в современном гуманитарном зна-

нии. Термин этот прочно вошел в дискурсивные практики интеллектуального сообщества. Философы и психологи практически соединили понятия самосознания и идентичности, культурологи рассматривают культурную и субкультуральную идентичность, политологи — мультикультураль-ность и национальную идентичность. Понятие «идентичность» прилагается к индивидам, культурам, субкультурам, этносам, нациям. В литературе имеется достаточно много типологий и классификаций идентичности. Их подразделяют на «индивидуальные» и «групповые», «позитивные» и «негативные», «локальные» и «надло-кальные», «фундаментальные» и «релятивные». Самыми основополагающими считаются этнические, расовые, национальные и цивилизационные идентичности, связанные с антропологическими, языковыми, культурными и религиозными различиями индивидов. Такая широта и частота использования данного понятия, конечно, не являются случайными, а выражают объективно существующие процессы, происходящие в социокультурной реальности. Несмотря на то, что в литературе отмечается достаточно разнопорядковое осмысление данного феномена, связанное с междисциплинарным характером его изучения

и серьезно разнящееся в зависимости от предмета исследования, на сегодняшний день сложилось определенное понимание идентичности, позволяющее фиксировать его существенные характеристики.

Термин идентичность (от лат. корня idem -то же самое) обозначает прежде всего (что обычно фиксируется в словарях) структуру вещей, которые остаются теми же самыми, сохраняющими свою сущность при всех трансформациях. Здесь необходимо учитывать, что нас интересует не широкий спектр видения данного феномена, где речь идет об установлении тождества однозначного соответствия по отношению к разным объектам, а применение этого соответствия по отношению к индивиду. Отсюда, в контексте исследования, проблема идентичности будет нами рассматриваться как то, что позиционирует личность в качестве индивидуальной неповторимости и то, что позволяет ей оставаться самой собой.

Идентичность личности не означает ее тождественности с другими. Здесь, в первую очередь, речь заходит об идентичности, тождественности личности по отношению к самой себе, и в этом заключается ее простое обозначение. Но очевидно, что данная простота весьма обманчива, так как «тождественность личности самой себе» — одна из сложнейших и мучительных проблем ее развития, где сами параметры, координаты данной тождественности не даны в качестве непреложных и однозначных. Данная тождественность всегда ищется и корректируется сквозь призму опыта ее взросления и становления в качестве зрелой, целостной самости, где немаловажную роль играют ее духовные способности, одной из которых является способность к постоянной открытости в постижении нового.

Данная тождественность может связываться с антиномичностью идентичности, где можно определить точку соприкосновения между двумя противоречивыми представлениями идентичности. Здесь, с одной стороны, как показывает П. Рикер, идентичность выступает как тождественность (лат. idem), c другой — проявляет себя как самость (лат. ipse). В первом случае (idem) речь идет об одинаковости, самотождественности, которая находит свое отражение в генетической, биологической основе индивида, воплощенной в его характере. Во втором случае (ipse) речь идет о самости и ее изменении, изменении,

происходящим с тем, что не меняется. В этом плане можно говорить о том, что личность есть единство устойчивости и изменчивости. Даже сама фиксация такого различие между этими двумя вариантами идентичности проявляется в таких терминах, которые одновременно являются и дескриптивными, и символическими: характер и сдержанное слово. Под характером здесь имеется в виду «совокупность отличительных признаков, позволяющих повторно идентифицировать человеческого индивида как самотождественного. Благодаря дескриптивным чертам характер вбирает в себя количественную и качественную идентичность, непрерывное постоянство, постоянство во времени. Именно так он эмблематическим образом обозначает тождественность личности» [3, с. 148-149].

Дело в том, что по характеру, обозначаемому как сочетание длительных предрасположен-ностей, можно узнать человека. С понятием предрасположенности сочетается понятие привычки, как уже наличествующей, так и приобретенной. Каждая привычка образует некоторую черту личности, черту ее характера, по которой она распознается. Тем самым характер становится совокупностью этих отличительных знаков. Также понятие предрасположенности связывается с приобретенными идентификациями, с помощью которых в состав тождественного привносится новое. По большому счету, идентичность человека устанавливается по таким идентификациям, как ценности, нормы, идеалы, герои. В них личность узнает себя и по ним определяет приоритеты своего бытия. Благодаря приобретенным привычкам и идентификациям, то есть предрасположен-ностям, у характера формируется и качественная и количественная идентичность, не прекращающееся постоянство изменения, постоянство во времени, определяющие его тождественность. В характере idem и ipse стремятся препятствовать их различению, поэтому вполне логично для различения идентичности самости и идентичности тождественного обращаться к другой модели постоянства во времени, чем характер, -модели сдержанного слова.

Именно верность сдержанному слову является показательным выражением идентичности противоположной модели характера. Сдержанное слово и говорит о том, что личность сохраняется. Сдерживая слово, обещание, человек символи-

зирует собой некий вызов, брошенный времени, отрицая тем самым изменения. Как бы не изменялись его предпочтения, желания, привязанности, наклонности, он сохраняет самого себя. Подобную устойчивость ему и придает сдержанное слово.

Здесь принципиально важным оказывается то, что личность является личностью, если она включена в этическую плоскость своего существования. Этический параметр (особенно проявляющейся в таком термине, как «ответственность») обозначает, что личность существует так, чтобы другой мог на нее рассчитывать, а рассчитывать — это и значит держать ответ, слово за свои поступки перед другим.

Итак, понятие «идентичность личности» обозначает непротиворечивый, личностно принимаемый образ самости во всем спектре самых разнообразных взаимоотношений с окружающей реальностью, где личность поддерживает, открывает саму себя через диалектику своей самостоятельности и многочисленных зависимостей. Идентичность личности — это прежде всего изменчивость при неизменной устойчивости. Идентичность не есть некое неизменное свойство присущее изначально, а то, что формируется, закрепляется или, наоборот, преобразовывается, трансформируется в процессе взаимоотношений с окружающей реальностью.

Проблема идентичности приобрела свое актуальное звучание с наступлением современной эпохи. До этого в обществе (которое можно обозначить и как традиционное или доиндуст-риальное) идентичность индивида определялась принадлежностью определенному социальному слою, которую невозможно было изменить по его желанию. Поэтому проблема самоидентичности принципиально не могла возникнуть в качестве основополагающей в данной социальной реальности.

В традиционном обществе идентичность представала высоко профилированной, то есть полностью представляющей ту объективную реальность, в которой она находилась. Фактически каждый человек был тем, за кого его принимали. П. Бергер и Н. Лукман пишут: «В таком обществе идентичности легко узнаваемы, как объективно, так и субъективно. Всякий знает про всякого, кем является другой и он сам. Рыцарь является рыцарем, а крестьянин — крестьянином,

как для других, так и для самого себя. Поэтому тут нет проблемы идентичности. Вопрос «Кто я такой?» — вряд ли возникнет в сознании, поскольку социально предопределенный ответ массивно реален субъективно и постоянно подтверждается всей социально значимой интеракцией. Это не в коем случае не означает, что индивид рад такой идентичности. Быть крестьянином вряд ли очень приятно, это включает в себя всякого рода субъективные реальные и настоятельные проблемы, совсем не радостные. Но в эти проблемы не входит проблема идентичности. Можно быть нищим или даже бунтующим крестьянином. Но он был именно крестьянином. Личности, сформированные в таких условиях, вряд ли понимают себя в терминах «скрытых глубин». «Поверхностное» и лежащее за поверхностью Я дифференцируется лишь в терминах степеней субъективной реальности, которая в каждый данный момент представлена в сознании, но не в терминах перманентной дифференциации «слоев» Я» [1, с. 265]. Итак, в традиционном обществе сознание людей мир воспринимало строго упорядоченным, иерар-хичным. В этом мире все имело свое место, все было взаимосвязано, гармонизировано. Каждый человек являлся исполнителем определенной социальной функции, которую исполняли до него, и после него будут исполнять другие.

В современных обществах подобные взаимоотношения принципиально меняются: межличностные отношения обретают независимость от связей родства, от клановых традиционных определений. Возникает личность, которая пытается воспринимать себя в качестве целостности своей индивидуальной жизни. Для нее в качестве главной становится проблема самоопределения, самоидентичности. Данная самоидентичность осмысливает себя в терминах автобиографии. В этом плане можно говорить о том, что автобиография является своеобразным структурирующим ядром самоидентичности. Ее наличие подразумевает возможность личности выстраивать целостную, планируемую логику своего жизненного проекта. Такой проект не может быть успешно реализован, если она не полагает в качестве естественного возможности выбора нескольких вариантов жизненного пути. Признание данной вариативности означает, что личность должна сознательно осуществить выбор своей жизненной программы, «выбирая» которую она, в конечном

счете, формирует себя, свою тождественность с определенной группой, образом жизни, ценностными императивами.

По мере усложнения мира социума — вступления обществ в стадию постиндустриального развития — (и здесь неважно как данное общество будет обозначаться: «постиндустриальным» «информационным», «обществом риска», «обществом постмодерна» и т. д.) идентичность начинает приобретать множественный характер. Все это приводит к сложной проблеме, с которой она сталкивается. Индивид начинает ощущать себя совокупностью самых разных ролей, которые ему приходится исполнять и в которых присутствует лишь самая минимальная часть его целостности. Причем ему приходится постоянно держать под контролем взаимодействие между собой этих ролей, не позволяя им вмешиваться в исполнении друг друга, поскольку каждая из них имеет свой собственный контекст и может быть совершенно неуместна и неприемлема в другом. Таким образом, он нигде не чувствует себя аутентично в полной мере, у него нет однозначного образа себя, который выступал бы для него как естественный и очевидный. Наличие множества идентичностей приводит личность к определенному замешательству, которое обозначается как кризис идентичности.

Если исходить из социально-онтологических оснований кризиса идентичности, то они заключаются в размывании свойственных классическому обществу модерна привычных, устойчивых социальных образований, текучести социальных структур постиндустриального общества. Не случайно постсовременность обозначается как «текучая», «мягкая», «бархатная», в которой устойчивые социальные классы, прослойки (объединенные общностью социальных интересов) уступают место случайным, возможным при определенных условиях объединениям, скрепленным лишь условностью социального символа.

Появление терминов «неокочевничество», «номадическая идентичность», сравнивающих жизнь современного человека с образом жизни кочевников, как раз и отражают размывание устойчивых социальных структур. Когда в свое время А. Тоффлер говорил о кочевничестве, то он под ним подразумевал самоощущения людей вынужденных мигрировать, менять место жительства, работы и сопутствующие этому, состояния

потерянности, депрессии, которые они испытывали. Сегодня неокочевничество скорее выражает не трудную жизненную ситуацию, а наоборот, ее нормальность. Оно отражает обычный образ многих людей, воспринимаемый ими как вполне естественный. Номадизация характеризуется как такое положение человека, при котором он не в состоянии, хотя бы в общих чертах, определить свое будущее. И в этом плане его жизнь, как и жизнь кочевника, не связывается с долгосрочными программами и осознанными целями. Все это приводит к тому, что, с одной стороны, индивид привыкает полагаться только на самого себя и исходить из своей самодостаточности и самореализации (отсюда рост идивидуализации), с другой — у него возрастает чувство внутренней несогласованности, разорванности собственного «я», потерянности самоидентичности.

Собственно понятия «идентичность», «кризис идентичности» прочно вошли в философский, психологический, социологический словарь, с середины двадцатого столетия и приобрели междисциплинарный характер после публикаций работ Э. Эриксона. Следует при этом заметить, что сам эго-психолог не считал себя первооткрывателем и называл среди основных предшественников данной позиции У Джеймса, З. Фрейда, А. Фрейд и др. Безусловно, здесь необходимо учитывать, что хотя до Эриксона данные термины не использовались именно в таком понятийном обозначении, их отсутствие не означает, что соответствующая проблематика не обсуждалась в теоретических концепциях. Так, по большому счету Джеймс, говорит именно об идентичности (используя в основном термин «характер»), подразумевая под ней субъективное чувство соответствия личности себе самой. У З. Фрейда идентичность понимается как внутренний, частный мир человека, на становление которого большую роль оказывают биологический и социальный процессы. В основном З. Фрейд уделял большое внимание феномену идентификации. Идентификация — группообра-зующий фактор, позволяющий человеку выстраивать свою самость, принимая во внимание множество образцов и стилей поведения других и отождествляя себя в большей степени бессознательно с некоторыми из них. Процесс идентификации выполняет важные функции: адаптационную (защитную) и социализирующую. При этом наиболее важной оказывается биолого-

психологическая. Именно сохранение этой функции оказывается наиболее существенной и определяющей для человека.

В позиции фрейдизма есть определенный недостаток: отсутствие в нем должного внимания к факторам окружающей реальности, мира социума, оказывающих серьезное воздействие на внутренний мир личности. В противоположность классическому психоанализу, исходящему из противопоставления человека и общества, здесь в след за Эриксоном следует подчеркнуть наличие адаптивного характера поведения человека, где собираются, кумулируются черты наличествующие в качестве идентичности. Отсюда идентичность и понимается как состояние перманентной самотождественности, самооценки, основанные на принятие своего целостного образа в единстве с многоаспектными социальными связями. Таким образом, стабильность, непротиворечивость идентификации происходит тогда, когда личность достигает гармоничного соотношения между представлениями о себе самой и представлениями других о ней. Данный процесс находится в постоянном развитии и изменении, постоянной дифференциации, наполняясь более сложным содержанием по мере того, как расширяются значимые для индивида другие. В любом случае человек всегда стремится к обретению собственной целостности, которая, тем не менее, может быть нарушена в результате «кризиса идентичности».

Впервые термин «кризис идентичности» был употреблен во время Второй мировой войны в процессе лечения ветеранов. Работавшие с ними психологи, обнаружили, что многие из них пройдя экстремально тяжелые условия войны, потеряли тождество своей самости и чувство непрерывности, взаимосвязанности времени. Позже подобные нарушения были зафиксированы у молодых людей раздираемых внутренними глубинными противоречиями. Но реакция на подобный кризис у молодых людей, проявляющаяся в состояниях либо агрессии, либо депрессии, носит временный характер и не влечет за собой необратимые, деструктивные процессы в развитии самости. Все это позволило развести патологический «кризис идентичности» от возрастного кризиса как неотъемлемого атрибута жизни любого человека. Отсюда изменилось отношение к пониманию самого термина «кризис». Он перестал ассоции-

роваться с неизбежной катастрофой, деструк-тивностью, а стал пониматься как неизбежный поворотный пункт, критический момент, после которого развитие повернет в ту или иную сторону — в сторону роста или собственно деградации.

Кризис идентичности — это конфликт между сложившимися устойчивыми структурами идентичности личности и соответствующим способом вписывания ее в окружающую реальность. Проявляться кризис может в таких состояниях, как близость, неотчетливость временных перспектив, выбор негативной идентичности, наложение и смешение ролей. В этом контексте особенно важным для понимания процессов, происходящих с индивидом, предстает негативная идентичность, которая диктуется необходимостью найти свою нишу и защититься от чрезмерно высоких требований, предъявляемых актуализированными вышестоящими авторитетами. Подобный выбор негативной идентичности представляет собой попытку овладеть ситуацией, для того что бы таким своеобразным способом согласовать различные элементы идентичности, взаимоподавляющие друг друга. Негативная идентичность исходит из таких идентификаций и ролей, которые на критических стадиях развития представляются и осознаются как наиболее нежелательные или опасные, но и в то же время наиболее реальные.

Кризис, переживаемый индивидом, как правило, приводит к фрустрации, депрессии, агрессивности, многочисленным внутренним конфликтам, но, тем не менее, его следует рассматривать как неизбежный и логичный этап на пути развития личности к становлению и обретению себя в качестве целостной идентичности. В конечном итоге, здесь важно, чтобы кризис не приводил к замене самоуважения ненавистью к себе. Именно в таком контексте рассматривает кризис идентичности В. Хёсле, чьи идеи для нас являются близкими в понимании проблем, с которыми сталкивается личность.

Хёсле рассматривает кризис идентичности как отвержение самости со стороны «я». Здесь сразу необходимо прояснить, что понимается мыслителем под самостью и «я». В его концепции это не совпадающие понятия, при всей относительности различий между самостью и «я». «Я» -это наблюдающее начало, самость — наблюдаемое (в данном случае мы видим следование одной из традиционных позиций философии, рассматри-

вающих самость в качестве устойчивого, «ядерного» центра человека). «Я» человека наблюдает за его самостью, дистанцируется от нее, но «я», может наблюдать и свое наблюдение, и в этом случае, то, что было «я», становится самостью. Отсюда «я» может также отождествляться с самостью, то, что сначала было самостью, становится «я». В любом случае, проблема идентичности является проблемой отождествления, идентификации «я» и самости.

Кризис идентичности, в котором «я» отвергает свою самость, не может быть совершенно явным, открытым, очевидным. Человек, не любящий, презирающий свою самость, ищет разные способы обмана, бегства от самого себя. Это связано с весьма серьезными, мучительными страданиями, через которые ему приходится проходить, и которые могут быть преодолены только путем продолжительных усилий. Здесь можно назвать разные причины проявления кризиса идентичности (от психосоматических до социальных). Так, например, одной из них может быть причина, коренящаяся в физических метаморфозах тела и нежелании мириться с этими изменениями; другая — может вызываться потерей памяти, так как в значительной степени личность формируется прошлым, и некоторые моменты прошлого «я» хочет забыть, то есть забыть свою самость. Последнее приводит к кризису идентичности. Также источником кризиса может быть и отказ признавать временность, мимолетность своей самости, следствием чего вполне может быть панический страх смерти. Неверные, искаженные образы собственной самости (чрезмерное преувеличение своих достоинств или наоборот недооце-нивание, принижение себя) приводят к кризису идентичности. Но самый серьезный и безысходный кризис идентичности в основном вызывается убеждением в отсутствии вообще каких либо нравственных норм. Безысходность этого кризиса в том, что из него практически нет выхода, так как само понятие «кризис» предполагает нормативные коннотации, которые человек отклоняет. В данном случае отвержение, неприятие различия между правильным и неправильным, ошибкой и истиной снимает саму постановку вопроса о кризисе, что и порождает его безвыходность. К наиболее распространенным причинам кризиса идентичности относится диспропорция между аутентичной и феноменальной (социальной) са-

мостью. И в этом плане особенно поразительным оказывается то, насколько человек быстро, практически без всякого сопротивления, принимает завышенные или наоборот осуждающие оценки других относительно самого себя, вне каких-нибудь убедительных моральных посылок. Также кризис дает о себе знать, когда происходит столкновение с наиболее властной, доминирующей, сильной личностью, под давлением которой приходится находиться, или взаимодействие с талантливым, незаурядным человеком, в результате чего, оценка собственной индивидуальности приходит к резкой аберрации, появлению ощущения своей никчемности и ненужности вообще. Идентичность «расшатывается» тогда, когда приходится переживать разочаровывающее поведение близких людей, особенно предательство бесконечно дорого и близкого человека, в результате чего возникает сомнение относительно адекватной способности объективно воспринимать и оценивать других.

Важность для нашего исследования концепции Хёсли заключается в том, что мыслителем подчеркивается следующая (и как нам представляется справедливая) идея: несмотря на весьма серьезную опасность, которую с собой несет каждый кризис идентичности, тем не менее его нельзя оценивать только в негативных характеристиках. Необходимость кризиса заключается в том, что благодаря ему происходит развитие человека и социальных институтов (когда речь заходит о кризисе коллективной идентичности). В результате кризиса происходит частичное отторжение своей прежней идентичности и начинает формироваться новая самость, которая приобретает более сложное содержание. Для этого, как считает Хесле, необходимы следующие условия разумного восстановления идентичности: «Прежде всего чрезвычайно важно, чтобы «я» признало, что отвергаемая им самость не является всецело отрицательной. Причина, в силу которой «я» столь сильно призирает самость — именно их идентичность, — указывает правильное направление. Признание «я» недостатков самости следует видеть в положительном свете: поскольку данное признание следует считать положительным достижением «я», относящего к этой самости, последняя не может быть совершенно неисправима и безнадежно дурна; в противном случае «я» никогда не мог-

ло бы почувствовать отвращения к ней. Испытываемое «я» отвращение является зачатком новой идентичности и именно благодаря пониманию им того, что это отвращение не может быть полностью оправданным, будь оно даже разумным, ибо, будучи разумным, оно представляет собой нечто положительное» [4, с. 121].

Ключевым для философского пути поиска адекватного выхода из кризиса идентичности выступает разумность идентичности. Именно поэтому отвержение собственной самости для «я» не может носить тотального характера, так как это просто противоречит принципу разумности. Разумность в этом контексте выступает в качестве нормативного принципа идентичности человека. Особенно это проявляется в отрицании самости, в том, что разумное, последовательное отношение «я» к самости требует признания за отрицаемым положительного значения по причине ее тождества с отрицаемым. Разумность проявляется в том, что в построении новой идентичности человек должен насколько возможно избегать оценки своих прошлых идентичностей как абсолютно ложных, отрицательных. Ошибка подобного варианта поведения индивида заключается в его излишней зависимости от отрицательного опыта, который удерживает его, доминирует над ним и не дает возможности адекватно, непредвзято оценить путь своего развития. Здесь принципиально важно человеку понять порождающий принцип развития собственной индивидуальности, исходя из которого признается определенный смысл, за-

кономерность (пусть и в скрытом варианте) прошлого опыта, позволяющего примирить свое прошлое с настоящим.

Итак, кризис идентичности, несмотря на весь драматизм его прохождения, выступает нормой становления личности. И его следует понимать как желание ее осознавать себя в качестве единой целостности, как умение преодолевать разорванность, противоречивость своих образов и гармонично их соединять. Как отмечается О. И. Жуковский в статье «Проблема кризиса личности в условиях общества постмодерна, «кризис идентичности позволяет человеку понять принцип собственного становления. Сущность его заключается в умение признавать скрытую, но, тем не менее, логичную закономерность своего прошлого, принимать себя в системе пространственно-временных координат этого прошлого, а значит примиряться с ним, даже если оно отвергается по причине смены ценностных ориентиров» [2, с. 178]. Даже обостренное осознание ошибочных действий, которые человек не должен был совершать, предполагает не восприятие их в качестве абсолютной неисправимости, а как условие возможного личностного прогресса. В этом контексте прогресс совершенно был бы не мыслим, если бы личность с самого начала своего жизненного пути уже им обладала. Анализ причин глубины самой себя, своей аутентичности. И здесь как раз ее зрелость, самодостаточность и проявляется в способности понять смысл своего подлинного существования.

Литература

1. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. — М.: Медиум, 1995. — 323 с.

2. Жукова О. И. Проблема кризиса личности в условиях общества постмодерна // Философия образования. -2008. — № 1 (22). — С. 176-183.

3. Рикер П. Я. — сам как другой. — М.: Изд-во гуманитар. лит., 2008. — 419 с.

4. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. — М.: Флинта, 2006. — 356 с.

5. Хесле В. Кризис индивидуальной и коллективной идентичности // Вопр. философии. — 1994. — № 10. -С. 112-123.

References

1. Berger P., Lukman T. Sotsial’noe konstruirovanie real’nosti [The Social Construction of Reality]. Moscow, Medium Publ., 1995. 323 p. (In Russ.)

2. Zhukova O.I. Problema krizisa lichnosti v usloviyakh obshchestva postmoderna [The problem of personal crisis in the postmodern society]. Filosofiya obrazovaniya [Philosophy of educadion], 2008, no 1 (22), pp. 176-183. (In Russ.)

3. Riker P. Ya — sam kak drugoy [I — self as another]. Moscow, Human literature Publ., 2008. 419 p. (In Russ.)

4. Erikson E. Identichnost’: yunost’ i krizis [Identity: Youth and crisis]. Moscow, Progress Publ., 2006. 234 p. (In Russ.)

5. Khesle V. Krizis individual’noy i kollektivnoy identichnosti [Crisis of individual and collective identity]. Voprosy filosofii [The question of philosophy], 1994, no 10, pp. 112-123. (In Russ.)

Переживание кризиса социальной идентичности в период ранней взрослости

ЛИТЕРАТУРА

Андреева, Г. М. (2011) К вопросу о кризисе идентичности в условиях социальных трансформаций. Психологические исследования, № 6 (20), статья 1. [Электронный ресурс]. URL: http://psystudy.ru/index.php/num/2011n6-20/580-andreeva20.html#e3 (дата обращения 18.03.2021).

Безгодова, С. А. (2017) Социальная психология взросления: к постановке проблемы исследования в рамках интегративного подхода. В кн.: Е. Ю. Коржова (ред.). Интегративный подход к познанию психологии человека. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. А. Герцена, с. 223–233.

Белинская, Е. П. (2018) Современные исследования идентичности: от структурной определенности к процессуальности и незавершенности. Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 16. Психология и Педагогика, т. 8, № 1, с. 6–15. https://doi.org/10.21638/11701/spbu16.2018.101

Василюк, Ф. Е. (1984) Психология переживания (анализ преодоления критических ситуаций). М.: Изд-во Московского университета, 200 с.

Витковский, Е. О., Кузнецова, О. З. (2019) Современное отношение молодежи к семье и браку. Электронный научно-методический журнал Омского ГАУ, спец. выпуск 6, статья 5. [Электронный ресурс]. URL: http://e-journal.omgau.ru/images/issues/2019/S06/00661.pdf (дата обращения 28.06.2021).

Духновский, С. В. (2015) Кризис и его переживание личностью: результаты эмпирического исследования. Вестник Костромского государственного университета. Серия: Педагогика. Психология. Социальная работа. Ювенология. Социокинетика, т. 21, № 2, с. 30–35.

Ефимова, Г. З. (2014) Социальный инфантилизм студенческой молодежи как фактор противодействия модернизации современного российского общества. Интернет-журнал Науковедение, № 6 (25), статья 9. http://dx.doi.org/10.15862/09PVN614

Зубок, Ю. А., Чупров, В. И. (2018) Смысложизненные ценности в культурном пространстве российской молодежи. Научный результат. Социология и управление, т. 4, № 3, с. 3–12. http://dx.doi.org/10.18413/2408- 9338-2018-4-3-0-1

Ильин, Е. П. (2012) Психология взрослости. СПб.: Питер, 544 с. (Мастера психологии).

Калашникова, Е. М. (2014) «Кризис идентичности» и исследование культуры самосознания современного человека. Вестник Вятского государственного университета, № 11, с. 14–18.

Климов, И. А. (2001) Психосоциальные механизмы возникновения кризиса идентичности. В кн.: Т. Г. Стефаненко (ред.). Трансформация идентификационных структур в современной России. М.: Московский общественный научный фонд, с. 54–81.

Коряковцева, О. А., Бугайчук, Т. В. (2018) Молодежь России: кризис гражданской идентичности. Локус: люди, общество, культуры, смыслы, № 1, с. 140–150.

Микляева, А. В. (2016) Зрелость и инфантилизм личности в социальных представлениях различных поколений. Азимут научных исследований: педагогика и психология, т. 5, № 4 (17), с. 473–477.

Микляева, А. В., Румянцева, П. В. (2008) Социальная идентичность личности: содержание, структура, механизмы формирования. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 118 с.

Морозова, С. В. (2015) Психологические проблемы инфантилизма у современной молодежи. В кн.: Наука ЮРГУ. Материалы 67-й научной конференции 14–17 апреля 2015 г. Челябинск: Изд-во Южно-Уральского государственного университета, с. 1265–1271.

Самыгин, С. И., Гнатюк, М. А., Кротов, Д. В. (2017) Особенности трудовой адаптации российской молодежи на рынке труда. Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки, № 11, с. 61–65.

Соболь, Т. В. (2012) Проблема формирования социальной идентичности в условиях глобальных общественных изменений. Философия и космология, т. 11, с. 211–230.

Соловьева, С. Л. (2018) Идентичность как ресурс выживания. Медицинская психология в России, т. 10, № 1 (48), статья 5. http://dx.doi.org/10.24411/2219-8245-2018-11050

Толстых, Н. Н. (2015) Современное взросление. Консультативная психология и психотерапия, т. 23, № 4 (88), с. 7–24. http://dx.doi.org/10.17759/cpp.2015230402

Фофанова, Г. А. (2019) Проблема исследования профессиональной идентичности в период ранней взрослости. В кн.: И. В. Казакова, И. В. Олюнина (ред). Женщины-ученые Беларуси и Китая. Материалы международной научно-практической конференции. Минск, 15 марта 2019 г. Минск: Изд-во БГУ, с. 67–70.

Швец, Ф. А. (2014) Чувство взрослости у современных российских подростков: на основе сравнения с исследованиями 80-х годов ХХ века. В кн.: В. Т. Кудрявцев (ред.). Мышление и речь: подходы, проблемы, решения: Материалы XV Международных чтений памяти Л. С. Выготского. Москва, 17–21 ноября 2014 г. Т. 2. М.: Левъ, с. 319–327.

Bohleber, W. (2010) Destructiveness, intersubjectivity and trauma: The identity crisis of modern psychoanalysis. London: Routledge, 236 p. https://doi.org/10.4324/9780429473623

Maddi, S. R. (2013) Hardiness: Turning stressful circumstances into resilient growth. New York; London: Springer, 88 p. (Springer briefs in psychology). https://doi.org/10.1007/978-94-007-5222-1

Mortimer, J. T., Moen, P. (2016) The changing social construction of age and the life course: Precarious identity and enactment of “early” and “encore” stages of adulthood. In: M. J. Shanahan, J. T. Mortimer, M. K. Johnson (eds.). Handbook of the life course. Vol. 2. Heidelberg; Switzerland: Springer, pp. 111–129. (Handbooks of sociology and social research). https://doi.org/10.1007/978-3-319-20880-0_5

Suri, S., Ishala, K. (2018) Identity crisis, procrastination and academic motivation among university students. Journal of Education and Management Studies, vol. 8, no. 1, pp. 148–152.

REFERENCES

Andreeva, G. M. (2011) K voprosu o krizise identichnosti v usloviyakh sotsial’nykh transformatsij [On the question of identity crisis in the context of social transformations]. Psikhologicheskie issledovaniya, no. 6 (20), article 1. [Online]. Avaiable at: http://psystudy.ru/index.php/num/2011n6-20/580-andreeva20.html#e3 (accessed 18.03.2021). (In Russian)

Belinskaya, E. P. (2018) Sovremennye issledovaniya identichnosti: ot strukturnoj opredelennosti k protsessual’nosti i nezavershennosti [Modern identity studies: from structural certainty to processality and incompleteness]. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Seriya 16. Psikhologiya i pedagogika, vol. 8, no. 1, pp. 6–15. https://doi.org/10.21638/11701/spbu16.2018.101 (In Russian)

Bezgodova, S. A. (2017) Sotsial’naya psikhologiya vzrosleniya: k postanovke problemy issledovaniya v ramkakh integrativnogo podkhoda [Social psychology of growing up: To the formulation of the research problem within the framework of an integrative approach]. In: E. Yu. Korzhova (ed.). Integrativnyj podkhod k poznaniyu psikhologii cheloveka [An integrative approach to cognition of human psychology]. Saint Petersburg: Herzen State Pedagogical University Publ., pp. 223–233. (In Russian)

Bohleber, W. (2010) Destructiveness, intersubjectivity and trauma: The identity crisis of modern psychoanalysis. London: Routledge, 236 p. https://doi.org/10.4324/9780429473623 (In English)

Dukhnovskij, S. V. (2015) Krizis i ego perezhivanie lichnost’yu: rezul’taty empiricheskogo issledovaniya [The crisis and its experience as a person: The results of empirical research]. Vestnik Kostromskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya: Pedagogika. Psikhologiya. Sotsial’naya rabota. Yuvenologiya. Sotsiokinetika — Vestnik of Kostroma State University. Series: Pedagogy. Psychology. Social Work. Juvenology. Sociokinetics, no. 2 (36), pp. 51–55. (In Russian)

Efimova, G. Z. (2014) Sotsial’nyj infantilizm studencheskoj molodezhi kak faktor protivodejstviya modernizatsii sovremennogo rossijskogo obshchestva [Social infantilism of student youth as a factor in counteracting the modernization of modern Russian society]. Internet-zhurnal Naukovedenie, no. 6, article 9. http://dx.doi.org/10.15862/09PVN614 (In Russian)

Fofanova, G. A. (2019) Problema issledovaniya professional’noj identichnosti v period rannej vzroslosti [The problem of researching professional identity in early adulthood]. In: I. V. Kazakova, I. V. Olyunin (eds.). Zhenshchiny-uchenye Belarusi i Kitaya. Materialy mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferentsii. Minsk, 15 marta 2019 g. [Women scientists of Belarus and China. Proceedings of the International scientific and practical conference. Minsk, 15 March, 2019]. Minsk: Belarusian State University Publ., pp. 67–70. (In Russian)

Il’in, E. P. (2012) Psikhologiya vzroslosti [Psychology of adulthood]. Saint Petersburg: Piter Publ., 544 p. (Mastera psikhologii [Masters of psychology]). (In Russian)

Kalashnikova, E. M. (2014) Krizis identichnosti i issledovanie kul’tury samosoznaniya sovremennogo cheloveka [“Crisis of identity” and the study of culture of modern human’s self-conscience]. Vestnik Vyatskogo gosudarstvennogo universiteta — Herald of Vyatka State University, no. 11, pp. 14–18. (In Russian)

Klimov, I. A. (2001) Psikhosotsial’nye mekhanizmy vozniknoveniya krizisa identichnosti [Psychosocial mechanisms of the emergence of the identity crisis]. In: T. G. Stefanenko (ed.). Transformatsiya identifikatsionnykh struktur v sovremennoj Rossii [Transformation of identification structures in modern Russia]. Moscow: Moskovskij obshchestvennyj nauchnyj fond Publ., pp. 54–81. (In Russian)

Koryakovtseva, O. A., Bugaychuk, T. V. (2018) Molodezh’ Rossii: krizis grazhdanskoj identichnosti [Youth of Russia: The crisis of civic identity]. Lokus: lyudi, obshchestvo, kul’tury, smysly — Locus: People, Society, Cultures, Meanings, no. 1, pp. 140–150. (In Russian)

Maddi, S. R. (2013) Hardiness: Turning stressful circumstances into resilient growth. New York; London: Springer, 88 p. (Springer briefs in psychology). https://doi.org/10.1007/978-94-007-5222-1 (In English)

Miklyaeva, A. V. (2016) Zrelost’ i infantilizm lichnosti v sotsial’nykh predstavleniyakh razlichnykh pokolenij [Personal maturity and infantilism in the social beliefs of different generations]. Azimut nauchnykh issledovanij: Pedagogika i psikhologiya — Azimuth of Scientific Research: Pedagogy and Psychology, vol. 5, no. 4 (17), pp. 473–477. (In Russian)

Miklyaeva, A. V., Rumyantseva, P. V. (2008) Sotsial’naya identichnost’ lichnosti: soderzhanie, struktura, mekhanizmy formirovaniya [Social identity of the individual: Content, structure, mechanisms of formation]. Saint Petersburg: Herzen State Pedagogical University Publ., 118 p. (In Russian)

Morozova, S. V. (2015) Psikhologicheskie problemy infantilizma u sovremennoj molodezhi [Psychological problems of infantilism in modern youth]. In: Nauka YuRGU. Materialy 67-j nauchnoj konferentsii 14–17 aprelya 2015 g. [Science of YRGU. Materials of the 67th scientific conference, 14–17 April, 2015]. Chelyabinsk: South Ural State University Publ., pp. 1265–1271. (In Russian)

Mortimer, J. T., Moen, P. (2016) The changing social construction of age and the life course: Precarious identity and enactment of “early” and “encore” stages of adulthood. In: M. J. Shanahan, J. T. Mortimer, M. K. Johnson (eds.). Handbook of the life course. Vol. 2. Heidelberg; Switzerland: Springer, pp. 111–129. (Handbooks of sociology and social research). https://doi.org/10.1007/978-3-319-20880-0_5 (In English)

Samygin, S. I., Gnatyuk, M. A., Krotov, D. V. (2017) Osobennosti trudovoj adaptatsii rossijskoj molodezhi na rynke truda [Features of labor adaptation of Russian youth in the labor market]. Gumanitarnye, sotsial’no-ekonomicheskie i obshchestvennye nauki — Humanities, Socio-Economic and Social Sciences, no. 11, pp. 61–65. (In Russian)

Shvets, F. A. (2014) Chuvstvo vzroslosti u sovremennykh rossijskikh podrostkov: na osnove sravneniya s issledovaniyami 80-kh godov XX veka [Sense of adulthood in modern Russian adolescents: Based on comparison with studies in the 1980s]. In: V. T. Kudryavtsev (ed.). Myshlenie i rech’: Podkhody, problemy, resheniya. Materialy XV Mezhdunarodnykh chtenij pamyati L. S. Vygotskogo, (Moskva, 17–21 noyabrya 2014 g. [Thinking and speech: Approaches, problems, solutions. Materials of the XV International readings in memory of L. S. Vygotsky, (Moscow, 17–21 November, 2014]. Vol. 2. Moscow: Lev Publ., pp. 319–327. (In Russian)

Sobol, T. V. (2012) Problema formirovaniya sotsial’noj identichnosti v usloviyakh global’nykh obshchestvennykh izmenenij [The problem of social identity formation in the context of global social changes]. Filosofiya i kosmologiya — Philosophy and Cosmology, vol. 11, pp. 211–230. (In Russian)

Solov’eva, S. L. (2018) Identichnost’ kak resurs vyzhivaniya [Identity as a survival resource]. Meditsinskaya psikhologiya v Rossii, vol. 10, no. 1 (48), article 5. http://dx.doi.org/10.24411/2219-8245-2018-11050 (In Russian)

Suri, S, Ishala, K. (2018) Identity crisis, procrastination and academic motivation among university students. Journal of Education and Management Studies, vol. 8, no. 1, pp. 148–152. (In English)

Tolstykh, N. N. (2015) Sovremennoe vzroslenie [Modern growing up]. Konsul’tativnaya psikhologiya i psikhoterapiya — Counseling Psychology and Psychotherapy, vol. 23, no. 4 (88), pp. 7–24. http://dx.doi.org/10.17759/cpp.2015230402 (In Russian)

Vasilyuk, F. E. (1984) Psikhologiya perezhivaniya (analiz preodoleniya kriticheskikh situatsij [Psychology of experience (analysis of overcoming critical situations)]. Moscow: Moscow University Press, 200 p. (In Russian)

Vitkovsky, E. O., Kuznetsova, O. Z. (2019) Sovremennoe otnoshenie molodezhi k sem’e i braku [The modern attitude of young people to family and marriage]. Elektronnyj nauchno-metodicheskij zhurnal Omskogo GAU — Research and Scientific Electronic Journal of Omsk SAU, special no. 6, article 5. [Online]. Available at: http://e-journal. omgau.ru/images/issues/2019/S06/00661.pdf (accessed 28.06.2021). (In Russian)

Zubok, Yu. A., Chuprov, V. I. (2018) Smyslozhiznennye tsennosti v kul’turnom prostranstve rossijskoj molodezhi [Life-meaning values in the cultural space of Russian youth]. Nauchnyj rezul’tat. Sotsiologiya i upravlenie — Research Result. Sociology and Management, vol. 4, no. 3, pp. 3–12. http://dx.doi.org/10.18413/2408-9338-2018-4-3-0-1 (In Russian)

Кризис идентичности в современном обществе, потеря логоса и Dasein | Пономарев

ББК 87.6

УДК 1.101

Н. Е. Пономарев, Л. Д. Александрова

N. Ponomarev, L. Aleksandrova

г. Челябинск, РБИУ

Chelyabinsk, RBIM

Аннотация: В данной статье рассмотрен феномен «кризиса идентичности» в постмодернистском мире. Выявлены причины данного кризиса. Рассмотрен переход западноевропейского общества от традиционных ценностей к материализму и первенству экономической составляющей в жизни общества, а также распространение этого принципа на остальной мир — процесс «вестернизации». Указаны возможные пути преодоления этого кризиса.

Ключевые слова: идентичность; Dasein; конец истории; традиция; модерн; постмодерн; глобализация; вестернизация.

Abstract: In this article did analyzed phenomen crisis of identity in postmodern world. This crisis causes are revealed. Also are considered westeuropian sociaty from traditional significances to materialism and precedence of economical part in social live and same extension by other world scilicet westernization (assimilation of the western culture). Ways of overcoming this crisis are identified.

Keywords: Identity; Dasein; end history; tradition; modern; postmodern; globalization; westernization.

В современном обществе происходит процесс глобализации, народы и страны вынуждены подстраиваться под постмодернистскую «общемировую» модель, из-за чего происходит кризис этнокультурной идентичности. Dasein как категория, через которую человек понимает свой смысл бытия (Логос), исчезает. Такая тенденция ведет к уничтожению человека, чьё место занимает индивид — винтик в глобальной системе, освобождаемый от всех видов коллективной идентичности.

По М. Хайдеггеру Dasein («вот бытие») — это место, где человек присутствует всей полнотой своего духовного существа, своей сознательной жизни; именно в этом месте может быть задан вопрос о смысле бытия. Отношение человеческого существования к миру всегда адекватно и практично. Эту практически-духовную связь человека с миром М. Хайдеггер называет заботой, в которой одновременно и вещи материального мира (внутримировые сущие) обретают смысл бытия (Логос) в отношении к человеческой деятельности [5, c. 33–37, 70, 87–88, 99].

Однако для европейского человека тюрбан индуса или леопардовые одежды вождя африканского племен — это предметы, не имеющие подлинного смысла, в то время как для представителей этих культур эти предметы являются традиционными атрибутами жизни, которые имеют смысл и более того делают его частью данного народа, примером его идентичности.

Таким образом, мы можем заключить, что человек может рассматриваться как бытие, помещенное во времени и пространстве, горизонт которого всегда вытекает из его этнокультурного сообщества и из которого он осознает свое положение в мире (Dasein).

Этнокультурный горизонт человека (далее по тексту — идентичность) — это его язык, культура и этническое происхождение. Таким образом, понять Daseinмы можем лишь изучая идентичность того или иного народа. Рассматривая человечество через эту призму, мы обнаруживаем, что существует огромное количество Логосов (смыслов) — как результат осознания через Dasein, так как существует огромное количество разнообразных идентичностей.

Каждый субэтнос, этноc, сверхэтнос (цивилизация) понимает себя исходя из своей идентичности, как бы «пропуская» её через Dasein. Поэтому концепция Генри Моргана «дикость-варварство-цивилизация» (в основе которой лежит идея о технологическом прогрессе) является ошибочной, поскольку Л. Г. Морган оценивал «отсталые народы» с точки зрения западноевропейского Логоса [3, c. 3–4]. В его понимании народы являлись «отсталыми» исключительно потому, что не соответствовали понятию «цивилизация» по западноевропейским критериям. Именно здесь кроются истоки «просветительской миссии» западноевропейцев и «вестернизации» (либеральной глобализации) всего остального мира.

Процедура «вестернизации», сочетающая глобализацию и либерализм, осуществляемая западным миром, приводит к потере идентичности различных народов и их Логоса. Но, для того чтобы понять, каким образом это происходит, нам необходимо проследить изменения западного общества от традиционного для индоевропейских народов строя к современному постмодернистскому состоянию.

Французский историк Жорж Дюмезиль путем анализа различных языковых материалов и мифов индоевропейских народов обосновал и доказал трёхфункциональную систему устройства общества всех индоевропейских народов [2, c. 25]. Три функции разделяются между тремя сословиями: жрецы-брахманы-философы, воины-кшатрии, земледельцы-вайшьи-ремесленники.

Жрецы-брахманы-философы находятся на самом верху духовной иерархии и наименее заинтересованы в обладании и преумножении богатства, поскольку преисполнены внутреннего богатства души и ума. Здесь можно вспомнить Диогена, который жил под открытым небом и забирался в бочку только тогда, когда шел дождь. Обратное суть прямое указание на вырождение сословия и проникновения в его ряды низших элементов, что наглядно видно в эпоху Ренессанса на примере семей Борджиа и Медичи.

Воины-кшатрии, к которым относились также и правители, стояли на второй ступени духовной иерархии. Их богатое окружение не являлось тождественным накопительству, а являлось материальным воплощением славы и доблести, отсюда тяга к трофеям и регалиям, практика богатого погребения знати.

Земледельцы-вайшьи-ремесленники, чья жизнь неразрывно связана с землей, имели наиболее выраженную тягу к материальным ценностям, это стремление к накопительству в традиционном обществе регулировалось различными жертвоприношениями богам и выплатой податей знати.

Существует и четвертое сословие — нищие-чандалы-неприкасаемые, которые стоят особняком от общественной структуры и абсолютно лишены духовной и социальной жизней.

Модерн характеризуется урбанизацией и смещением жизни в города, что порождает новое сословие — буржуа — прослойку лакеев, слуг и «сервиса». Буржуа стали фундаментом для формирования «нового третьего сословия». Породив новый тип «торгаша» в европейской культуре, пришедший в Средиземноморское пространство из семитско-ближневосточного ареала, буржуа, постепенно сближаясь со «старым третьим сословием», преобразует его в аграрный сектор, цеха и производство, порождая тем самым ещё один тип — «рабочего» или «пролетария», чьё мировоззрение целиком и полностью является производным от экономики. Со временем также появляется типаж «потребителя», как винтик экономической системы. Торжество экономики и выдвижение её на передний план в обществе приводит к разрушению традиционной культуры. Традиционная трифункциональная пирамида для индоевропейского общества оказывается перевернутой, и на первый план выходят производство и прибыль, на её вершине оказываются материальные ценности.

Однако торжество экономики над традицией в обществе ещё не означает того же самого для государства. Поэтому в эпоху Модерна появляются идеологии либерализма и социализма. Либерализм провозглашает освобождение угнетенного буржуа от государства, в то время как социализм, возникший чуть позже, провозглашает освобождение угнетенного пролетария от буржуа. Две эти идеологии, по мнению их идеологов, имеют экономические причины и обоснование, но для мира традиции они являются лишь смещением фокуса общественной жизни с архаичных ценностей в сторону материи. Чуть позже возникает фашизм (как идеология «третьего пути»), противопоставляя себя либерализму и социализму, выдвигая на первое место дух, а не материю. Однако, являясь идеологией модерна, фашизм так же чужд традиционному обществу, как и две другие идеологии.

В традиционном обществе человек мыслился как платонический Эйдос. Разные представления этого человека формировали сословия. А уже из сословия вытекали различные общественные нормы, права и обязанности.

Модерн разрушил прежнюю систему и поставил во главу угла систему универсального права человека, в трех идеологиях модерна, естественно были свои различия, но всё сводилось к одному: есть человек, и у него есть естественный набор прав и обязанностей, данный ему при рождении.

Для новой универсальной системы права была разработана новая идея современного государства — тоталитарный «Левиафан». В нем человек — это одна из немногих шестерёнок, отточенных и настроенных, как на токарном станке, с самого детства через школы и институты для целей огромной государственной машины [1, c. 32].

В ходе истории (двух мировых и холодной войн) из трех идеологий модерна в 1991 г. остается только либерализм. Этот феномен американский философ Френсис Фукуяма назвал «концом истории», подразумевая конец политической жизни, переход к однополярному миру и либеральной диктатуре [4, с. 450].

В современном постмодернистском однополярном мире процесс глобализации диктуется либеральной идеологией. Либерализм был привлекателен, пока существовали тоталитарные режимы по форме правления. Однако с «концом истории» обнаруживается и кризис самого либерализма. Идея «освобождения индивида» без врагов в форме тоталитарных государств начинает упразднять другие «угнетающие факторы» (раса, нация, гендер и т. д.). Человек в такой структуре постепенно освобождается от всех видов коллективной идентичности. Исчезает этнокультурная идентичность различных народов и цивилизаций. Человек больше не осознает свой смысл бытия (Логос), а все его действия направлены на получение материальных ценностей, что приводит к полной унификации и превращению индивида в винтик в системе либерального «Левиафана», представителя безликой массы, «DasMan» М. Хайдеггера. Тотальная унификация всех приводит к исчезновению не только идентичности, но и самого понятия Dasein.

В самой глобализации нет ничего ужасного. Глобализация —логичный процесс детерриториализации многих феноменов, связанных с развитием технологий, коммуникационных сетей, виртуализацией как отражением объективности глобализации. Расстояния становятся более управляемыми, информация идет в реальном времени по всему миру, а мир становится все глобальнее [1, с. 16].

Именно поэтому современному обществу так важно освободить процесс глобализации от диктата либерализма и гегемонии запада («вестернизации»). Необходимо найти способы сохранения идентичности, объединить культурные ценности со стремлением к прогрессу и развитию.

Подводя итоги, мы можем сделать вывод, что в современном обществе явно присутствует проблема потери идентичности. Западный мир, перейдя на чисто материальную и экономическую оценку всех процессов в обществе и государстве, распространяет данную тенденцию на весь остальной мир. Отказ от традиций в пользу экономики уничтожает сам дух и бытие народа и человека, делая его винтиком в огромной системе. Выходом же из этого может послужить возврат к идеалам традиции каждого субэтноса, этноса и сверхэтноса (цивилизации), что предлагает теория «многополярного мира» А. Г. Дугина, а также «археофутуризм» Г. Файя как концепция синтеза архаичных ценностей и технологического общества.

Библиографический список

1. Акрит, В. Поколение идентичности. Ч. I: Идеология и корни движения / В. Акрит, R. Marsson. — М., 2018. — С. 16, 32.

2. Дюмезиль, Ж. Верховные боги индоевропейцев / Ж. Дюмезиль. — М : Главная редакция восточной литературы, 1986. — С. 25.

3. Морган, Л. Г. Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации / Л. Г. Морган. — Л. : Изд-во института народов севера ЦИК СССР, 1935. — С. 3–4.

4. Фукуяма, Ф. Конец истории и последний человек / Ф. Фукуяма. — М. : Ермак, 2004. — С. 450–469.

5. Хайдеггер, М. Бытие и время / М. Хайдеггер. — Харьков : Фолио, 2003. — С. 33–37, 70, 87–88, 99.

(c) 2018 Николай Евгеньевич Пономарев, Людмила Дмитриевна Александрова

© 2014-2020 Южно-Уральский государственный университет

Электронный журнал «Язык. Культура. Коммуникации» (6+). Зарегистирован Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).Свидетельство о регистрации СМИ Эл № ФС 77-57488 от 27.03.2014 г. ISSN 2410-6682.

Учредитель: ФГАОУ ВО «ЮУрГУ (НИУ)» Редакция: ФГАОУ ВО «ЮУрГУ (НИУ)» Главный редактор: Пономарева Елена Владимировна

Адрес редакции: 454080, г. Челябинск, проспект Ленина, д. 76, ауд. 426, 8 (351) 267-99-05.

культурная память по ту сторону правой ностальгии и либеральной терапии

[стр. 40—49 бумажной версии номера]

Понятие идентичности обсуждается в российских социальной антропологии, философии культуры, политологии и исследованиях памяти относительно недавно, но уже успело стать настолько же широким и популярным термином, как в свое время «ментальность» или «постмодернизм». «Проблема идентичности — одна из самых навязчивых и подробно дискутируемых в сегодняшней мысли, философии, культуре», — отмечал еще в 2011 году Евгений Рашковский [1]. В центре этих дискуссий чаще всего оказывается понятие «национальной идентичности», при использовании которого происходит неотрефлексированное соединение двух принципиально отличных теоретических подходов: конструктивистского исследования наций (национализмов) и эссенциалистского понимания культуры. И обращение к метафорике исторической или культурной памяти помогает смягчить, риторически завуалировать нестыковку между ними. Впрочем, прагматическое соотнесение культурной памяти и национальной идентичности в 2010-е получает все большее распространение в российских и в западных исследованиях. Алейда Ассман в работе «Новое недовольство мемориальной культурой» отмечает:

«Индивидуальная память помещена в более широкие рамки культурной памяти, что создает предпосылки для формирования коллективной идентичности, устанавливающей связь между прошлым, настоящим и будущим. Посредством памяти нация удостоверяется в собственной истории» [2] (курсив мой. — Ф.Н.).

Еще одним общим трендом в рамках «третьей волны» memory studies становится кризис нейтральной академической экспертизы, апеллирующей к авторитету структуралистских теорий 1970-1980-х годов [3], и рост социально-политической ангажированности исследователей, активно участвующих в обсуждении актуальной государственной политики и политики идентичности [4]. Соотношение этих двух политик редко становится объектом самостоятельного анализа и обозначается лишь в общих чертах:

«“Общепринятые” представления о прошлом являются одной из главных опор идентичности современных политических сообществ. […] Прошлое служит “строительным материалом” для конструирования разных типов социальных идентичностей, однако особое значение оно имеет для воображения наций» [5].

В отличие от политики памяти, которая рассматривается в memory studies как осознанная борьба различных акторов за гегемонию, политикам идентичности приписываются более имплицитный характер и более партикулярный интерес. Их анализ чаще всего переплетается с дискуссиями о правом популизме, набирающем сегодня обороты в США, России, Турции, Венгрии и других странах.

Такое понимание политики идентичности оказывается тесно взаимосвязано с растущей критикой конструктивистского подхода в социальных исследованиях со стороны либеральной политической философии. С точки зрения последней, главными носителями политической культуры и идентичности выступают существующие академические и социальные институты. Как считает Фрэнсис Фукуяма, именно левые политики идентичности, критикующие недостатки существующих институтов, привели к росту правого популизма, питающегося рессентиментом и эксплуатацией «тимотического» [6] начала психики:

«Политика идентичности в понимании левых легитимирует, как правило, только некоторые идентичности, игнорируя или принижая другие, — такие, как европейская (то есть белая) этническая принадлежность, христианская религиозность, “сельская провинциальность”, вера в традиционные семейные ценности и другие, связанные с этими, категории» [7].

С точки зрения Фукуямы, левые политики идентичности опираются на «терапевтический поворот в популярной культуре» и способствуют трансформации социальных программ 1960-1970-х годов. Сегодня эти программы позволяют своим гражданам и приехавшим в западные страны мигрантам пестовать свои культурные различия и блокируют интеграцию в существующее демократическое общество. Экономическая рецессия, рост социального расслоения и распространение «нелиберальных демократий» в 2000-е лишь усиливают этот рессентимент, вызванный культурными войнами и активизацией политик идентичности. Альтернативой правому и левому популизму Фукуяма считает сохранение демократических институтов с поправкой на риторическое признание важности человеческого достоинства, а также умеренных форм национализма и религиозности. Задача «правильной», или «инклюзивной», национальной идентичности заключается в том, чтобы сделать возможной саму либеральную демократию. Формирование такой инклюзивной национальной идентичности Фукуяма описывает через понятие «доминирующих культур»:

«В начале 2000-х немецкий ученый сирийского происхождения Бассам Тиби предложил в качестве основы для немецкой национальной идентичности понятие Leitkultur — “доминирующая культура”. Leitkultur определяется в либерально-просветительских терминах как вера в равенство и демократические ценности» [8].

Схожие аналитические выводы становятся все более распространенными в исследованиях наций и национализмов. Безусловно, в рамках этого безбрежного поля сложно выделить какую-то одну универсальную трактовку политик идентичности. Но в целом важно подчеркнуть растущую критику конструктивистских подходов 1980-1990-х за их невнимание к повседневным практикам и низовым формам артикуляции опыта в национальных, этнических, идентитарных формах. Так, в частности, Роджерс Брубейкер, подробно анализируя различные подходы к понятию идентичности и выступая за его контекстуальную замену смежными процессуальными понятиями (идентификация и категоризация, самопонимание и социальная локализация, общность и групповая сплоченность), в то же время отмечает:

«“Идентичность”, следовательно, несет многозначную, даже противоречивую, теоретическую нагрузку. Действительно ли нам нужен этот перегруженный, глубоко двусмысленный термин? С большим перевесом побеждают ученые, полагающие, что он нам нужен» [9].

Признавая заслуги конструктивистской критики «эссенциализма», исследователь подчеркивает невозможность редуцировать преобладающее в пространстве повседневного опыта эмоциональное/аффективное восприятие идентичности («чувство сопринадлежности», «чувство самости», «аффективно окрашенное самопонимание») к рациональным конструкциям. Эссенциализм возвращается здесь не как дискредитированный теоретический конструкт, но как признание отличия того повседневного опыта, который артикулирует себя в национальных или идентитарных формах.

Собственно в cultural studies (или — в российской транскрипции — исследованиях культуры), которые часто рассматриваются как «теория идентичности и политики идентичности» [10], благодаря Стюарту Холлу и его сторонникам в 1980-1990-е годы сложилась критическая трактовка понятия идентичности, делающая акцент на культурной дифференциации. Комментируя еще в 1990-е «дискурсивный взрыв» вокруг идентичности, Холл подчеркивал принципиальное отличие двух ее интерпретаций:

«Первая позиция рассматривает “культурную идентичность” как единую общую культуру — своего рода коллективное “подлинное Я”, скрытое во множестве других, искусственно навязанных Я. С этой точки зрения, наши культурные идентичности выражают общий исторический опыт и сложившиеся культурные коды, которые делают нас “единым народом” с устойчивой системой референций и смыслов, несмотря на разногласия и превратности противоречивой истории. […] Однако есть и другая точка зрения на культурную идентичность. Она признает, что, кроме множества точек сходства, существуют глубокие разногласия и существенные различия, определяющие, “какие мы на самом деле” или “кем мы стали”. Культурная идентичность в этом смысле — это всегда и “бытие”, и “становление”. Она столь же связана с будущим, как и с прошлым. […] Она не скреплена намертво эссенциалистским прошлым, но оказывается предметом продолжающейся “игры” истории, культуры и власти. Идентичности не просто укоренены в прошлом, которое ждет, пока его “откроют”, а будучи однажды открыто, навеки определяет наше самоощущение — они становятся именами, которые мы примеряем в рамках различных нарративов о прошлом. Только с этой, второй, точки зрения мы можем понять травматический характер “колониального опыта”» [11].

Симпатии самого Холла были на стороне второго подхода. В его представлениях идентичность выстраивается в двух (в равной степени важных) измерениях: континуитета и различия (разрыва). Диалог или рассогласование этих измерений формируют спектр возможных конкретных самоидентификаций. При этом, говоря о различии, Холл следует за Жаком Деррида в его деконструкции эссенциалистских/примордиалистских концепций идентичности.

«Выше я попытался описать те концептуальные сдвиги, которые, по мнению ряда теоретиков, привели к тому, что “субъект” Просвещения, с устойчивой неизменной идентичностью, подвергся децентрации, превратившись в постмодернистского субъекта, с разомкнутыми, противоречивыми, незавершенными, фрагментированными идентичностями» [12].

В его трактовке «воображаемых сообществ» воображение и желание всегда носят первичный характер, а отношения власти лишь позднее используют их, настаивая на устойчивости и централизованном характере идентичностей.

Впрочем, концепция Стюарта Холла уже в 1990-е вызывала критику его коллег по cultural studies, которые предлагали при анализе идентичностей перенести внимание с дерридианской деконструкции на герменевтику субъективности Мишеля Фуко и его концепцию «технологий себя». Последние переносили акцент с желаний и воображения на режимы высказывания истины о себе и связку знания/власти:

«Когда я начал изучать правила, обязанности и запреты в области сексуальности, притеснения и ограничения, связанные с ней, меня интересовали не просто акты, которые разрешались и запрещались, но чувства, которые выражались, мысли, желания, которые могли возникать, стремление отслеживать внутри себя любые тайные влечения, любые движения души, любые желания, скрывающиеся за иллюзорными формами. Существует одно весьма важное различие между запретами, касающимися сексуальности, и другими формами запрета. В отличие от иных запретов, сексуальные постоянно соотносятся с обязанностью высказывать истину о самом себе» [13].

С этой точки зрения, модерная форма субъективности функционирует, авторизуя опыт — придавая ему подлинность и личный характер, что и выливается в политику идентичности [14]. Вслед за Николасом Роузом важно отметить, что современный режим субъективации вырастает не из рационально осознанных концепций идентичности, но из повседневных полуосознанных практик социального взаимодействия, эстетического производства и потребления. Соотношение этих практик всегда оказывается контингентным . То есть идентичность выступает скорее регулятивным идеалом, а политики идентичности становятся движением к этому идеалу.

Такая трактовка идентичностей возобладала в 2000-е годы в cultural studies и в косвенной форме повлияла на трансформацию исследований памяти, истории эмоций и дискуссий о национализме. При этом проблематика наций стала рассматриваться в неразрывной взаимосвязи с политикой памяти и идентичности, но не в конструктивистском или примордиалистском ключе, а как возвращение полуосознанных ощущений «энтузиазма», чувства рессентимента и повседневного жизненного опыта, которые становятся основой отрефлексированной солидарности. Как отмечает левый теоретик Шанталь Муфф, политики идентичности, как и национальные «воображаемые сообщества», оспаривают сегодня неолиберальный консенсус и опираются на энтузиазм — готовность людей отождествлять себя с политической общностью. При этом идентичность не исключает различий: «Отношения эквивалентности не предполагают схлопывания всех различий в идентичности — эти различия по-прежнему активны» [16].

Именно в этом контексте любопытна опубликованная выше статья Мэри Моран, которая (вообще не упоминая Стюарта Холла) считает политики идентичностей по-прежнему важной и перспективной формой политической борьбы. С этой точки зрения, хотя политики идентичности сегодня все активнее используются противниками левых — правыми популистами и умеренными либералами, — у них все еще есть ресурс, который можно и нужно использовать. Признавая успехи общества потребления в эксплуатации «идентификационной» машины в сфере габитусов, досуга и повседневных практик, Моран приписывает неолибералам и правым популистам неотрефлексированное использование логики идентичности, тогда как левые, по ее мнению, пытаются перевести эти практики и эмоции в пространство осознанного обсуждения и рационализировать политический выбор.

Также важные отличия между правым популизмом 2010-х и левыми политиками идентичности 1960-1970-х прослеживают Айхан Кая, Кьяра де Чезари и другие авторы сборника «Европейская память и популизм: репрезентации себя и другого». Прежде всего они обращают внимание на разнонаправленность их темпоральной политики: характерный для сторонников Дональда Трампа, Владимира Путина, Реджепа Тайипа Эрдогана ностальгический акцент на прошлое («ретротопия» в терминологии Зигмунта Баумана) противопоставляется акценту левых на современных проблемах и озабоченности будущим. Темпоральная составляющая здесь оказывается неразрывно связана с политической: идеализация национальных проектов эпохи модерна и континуитета между настоящим и прошлым, стремление к консервации культурного наследия и сохранению исторической памяти служат исключению чужих, поддерживая отношения сложившейся культурной гегемонии.

Кроме того, важно подчеркнуть ту роль, которую сыграл неолибералильный аффективный менеджмент и эмоциональный капитализм (Ева Иллуз [17]) 2000-х в переходе от левых политик идентичности 1960-1970-х к правому популизму наших дней. Экономический кризис, поток мигрантов в Европу и США выступают в его рамках лишь внешними поводами для роста страхов и подогреваемых новыми медиа аффектов. В основе этих страхов лежит рост прекарности и неопределенности в современном мире, эксплуатируемых неолиберальной моделью управления рисками. Правый популизм делает лишь следующий шаг в рамках той же стратегии, но, в отличие от неолибералов, он выносит неустойчивость вовне и обвиняет в ней других. Лежащий в основе большинства мемориальных практик и способствующий формированию публики нового типа [18] аффект символически кодируется при этом как рессентимент. Риторика общего наследия и культурной памяти позволяет отделить весьма гетерогенных «нас» (включая низы и элиты) от «них», легитимировать культурное превосходство не столько на рациональном, сколько на эмоциональном уровне.

С этой точки зрения, риторика культурной памяти сегодня все чаще используется правыми и либералами как основа позднекапиталистической культурной гегемонии [19], а исходный перформативный потенциал memory studies при этом теряет силу и исчезает. Поэтому, по мнению Айхана Кая, Кьяры де Чезари и их коллег, канон исследований памяти надо подвергнуть существенной ревизии — перенести акцент с дискуссий вокруг национального наследия и мест памяти (Пьер Нора) на разрывы и лакуны, сопротивляющиеся символизации.

«Само развитие memory studies стало ответом на политику раскаяния — пролиферацию нарративов страдания, виктимизации, травм, обсуждение последствий войн в публичной сфере, а также работу комиссий правды, создание мемориалов и музеев, дней памяти — процессы, апеллирующие к травмам и стремящиеся к проработке травм прошлого, вызванных маргинализацией тех или иных социальных групп со стороны государства. […] Память о трудном прошлом нужна, чтобы гарантировать невозможность его повторения» [20].

История эмоций, trauma studies и memory studies работают не просто с популярными темами для развлечения публики и (ре)конструкции национального нарратива, но, несмотря на заведомый скептицизм по отношению к такого рода деятельности, справедливо высказываемый постструктуралистской критикой, стремятся расширить и переопределить социальную солидарность. В итоге контекст и сам характер обращения к памяти о героическом/трудном прошлом оказывается принципиально разным для правого популизма и левых политик идентичности. Неизбежным следствием этого становятся и различия в трактовке понятия нации правыми и левыми популистами: в первом случае речь идет о мифологизации единства воображаемого сообщества, а во втором — о дифференциации пространства социальных отношений, практик и дискурсов.

Еще один аргумент в переосмыслении современных политик идентичности предлагает итальянский историк Энцо Траверсо. Исследователь доказывает, что «популизм» не очень удачный термин, стирающий важные исторические и политические различия, делающий акцент на внешнее сходство риторики и приемов мобилизации общественного мнения со стороны слишком разных движений: народничества в России и буланжизма во Франции XIX века, фашизма 1920-1930-х и широкого спектра левых популистских режимов в Латинской Америке, а также роста радикальных правых в 2010-е [21]. В основе современных дискуссий о популизме, по мнению Траверсо, лежит деполитизация. Правые популисты оправдывают свою агрессивную внешнюю политику, поддержку старых элит и новую специфическую биополитику риторикой сохранения национальной идентичности. А неолибералы говорят о демократии и экономической стабильности, используя дискурс культурной идентичности для легитимации правления внепартийных меритократов. С этой точки зрения, Марин Ле Пен и Эммануэль Макрон играют на одном поле, не столько предлагая самостоятельные программы действий, сколько критикуя недостатки своих оппонентов. Попытка выбрать меньшее зло и сохранить идентичность ведет к росту их электората. Обоих кандидатов более чем устраивает исчезновение левой альтернативы на политической сцене.

Траверсо напоминает, что такого расклада политических сил в Европе не было с 1930-х. Сравнения современных правых популистов с фашизмом (или постфашизмом) — их общее стремление к харизматическому лидерству, усилению исполнительной власти в ущерб законодательной и склонность к этнической гомогенизации населения — кажутся несколько натянутыми и не выдерживают историографической критики. Однако Траверсо совершенно справедливо настаивает на важности реактивации памяти об антифашизме — масштабной деятельности широкого спектра низовых движений в Испании, Италии, СССР, США, Франции и других странах в 1930-1940-е. Память о Холокосте как страданиях лишь одного народа — или героизация жертв лишь одного государства (СССР) — вытесняют память об интернациональном антифашизме и во многом подталкивают к его забвению. В этом контексте ревизия проблематики идентичности и памяти о ключевых событиях ХХ века предполагает для левых не только отказ от иерархии классовых отношений, подчиняющих остальные идентичности и нивелирующих локальные различия, но и поиск новых коалиций с политическими акторами и сообществами разных типов.

Как справедливо отмечает Илья Будрайтскис, «проблема идентичности, начавшись как борьба за признание, трансформировалась в радикальное не-признание и превратилась в господствующую форму конформизма, примирения с данностью» [22]. В этом высказывании важно не столько указание на деградацию политик идентичности (далее в статье автор уточняет свою позицию), сколько проблематизация функций memory studies и риторики идентичности в современном мире. Если гуманитарные исследования по-прежнему стремятся не только описывать мир, но и участвовать в его изменении, то необходимо переосмыслить и свой дисциплинарный статус, и стратегии взаимодействия с повседневными попкультурными практиками, а также связанными с ними эмоциями и габитусами. Противопоставлять разум и эмоции, идеализировать Просвещение как альтернативу правому популизму сегодня вряд ли продуктивно. Стремление к максимально четкой дифференциации и корректной работе с понятиями по-прежнему актуально на уровне теории. Но вопросы взаимодействия с популярной культурой не могут рассматриваться сегодня как популяризация академического знания «сверху вниз».

Таким образом, если либеральная критика правого популизма носит нейтральный характер и готова к компромиссу по вопросу о сохранении status quo и поддержания культурного канона памяти, то значительная часть левых сторонников memory studies выступает за отказ от ностальгической централизации нарративов героического прошлого и за поиск новых форм работы с практиками коммеморации. При этом метафорика памяти и идентичности не обязательно должны служить воспроизводству терапевтической культуры, активно критикуемой и в то же время используемой неолибералами для косметического подновления фасада социального благополучия, — они могут выступать поводом для обсуждения проектов лучшего будущего и ревизии темпоральных границ между прошлым и настоящим.

[1] Рашковский Е.Б. Многозначный феномен идентичности: архаика, модерн, постмодерн… // Вопросы философии. 2011. № 6. С. 33. Еще в середине 1970-х Уильям Маккензи и Роберт Коулс отмечали, что понятие идентичности и кризиса идентичности превратились в клише. «Кризис “идентичности” — кризис перепроизводства и последующей девальвации смысла — не обнаруживает признаков завершенности», — отмечает по этому поводу Роджерс Брубейкер (Брубейкер Р. Этничность без групп. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2012. С. 66-67).

[2] Ассман А. Новое недовольство мемориальной культурой. М.: Новое литературное обозрение, 2016. С. 29.

[3] Прошлое для настоящего: история-память и нарративы национальной идентичности / Под ред. Л.П. Репиной. М.: Аквилон, 2020; Савельева И.М. Историческая наука в XXI веке: ключевые слова // Диалог со временем. 2017. № 58. С. 5-24 и др.

[4] Политика памяти в современной России и странах Восточной Европы: акторы, институты, нарративы / Под ред. А.И. Миллера, Д.В. Ефременко. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2020.

[5] Малинова О.Ю. Актуальность прошлого: история, память и политики идентичности // Дискурсология: методология, теория, практика. 2016. № 10. С. 159; также см.: Она же. Политика идентичности как борьба за смыслы: проблемы концептуализации // Символическая политика. Вып. 5: Политика идентичности / Под ред. О.Ю. Малиновой. М.: ИНИОН РАН, 2017. С. 8; Она же. Официальный исторический нарратив как элемент политики идентичности в России: от 1990-х к 2010-м гг. // Полис. Политические исследования. 2016. № 6. С. 139-158.

[6] Тимос — это та часть души, которая страстно жаждет признания и уважения человеческого достоинства. […] Яростный дух, несводимый к вожделеющему началу, — “третья часть души” после вожделения и рацио» (Фукуяма Ф. Идентичность: стремление к признанию и политика неприятия. М.: Альпина Паблишер, 2019. С. 20, 43).

[7] Там же. С. 154.

[8] Брубейкер Р. Указ. соч. С. 79.

[9] Брубейкер Р. Указ. соч. С. 79.

[10] Grossberg L. Identity and Cultural Studies: Is That All There Is? // Hall S., Gay P. du (Eds.). Questions of Cultural Identity. London: SAGE Publications, 1996. Р. 87.

[11] Hall S. Cultural Identity and Diaspora // Rutherford J. (Ed.). Identity: Community, Culture, Difference. London: Lawrence & Wishart, 1990. P. 223-225.

[12] Холл С. Вопрос культурной идентичности // Художественный журнал. 2010. № 77-78 (http://xz.gif.ru/numbers/77-78/hall/).

[13] Фуко М. Технологии себя // Логос. 2008. № 2. С. 98.

[14] Grossberg L. Op. cit. Р. 87-107.

[15] Rose N. Identity, Genealogy, History // Hall S., Gay P. du (Eds.). Op. cit. Р. 128-150.

[16] Mouffe Ch. For a Left Populism. London: Verso, 2018. P. 68.

[17] Illouz E. Cold Intimacies: The Making of Emotional Capitalism. Cambridge: Polity, 2007.

[18] Hemel E. Social Media and Affective Publics: Populist Passion for Religious Roots // Cesari C. de, Kaya A. (Eds.). European Memory in Populism: Representations of Self and Other. New York: Routledge, 2020. P. 153-172.

[19] Wodak R. Contesting Hegemonic Memories // Cesari C. de, Kaya A. (Eds.). Op. cit. P. 276-293.

[20] Cesari C. de, Kaya A. Introduction // Ibid. P. 3.

[21] Traverso E. The New Faces of Fascism. Populism and the Far Right. London; New York: Verso, 2019. Р. 16.

[22] Будрайтскис И. В защиту идентичности // Художественный журнал. 2020. № 115. С. 7.

К ВОПРОСУ О КРИЗИСЕ ИДЕНТИЧНОСТИ В ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ

Данилов Ю.Д. 

К ВОПРОСУ О КРИЗИСЕ ИДЕНТИЧНОСТИ В ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ

г. Брест, Беларусь
ydd213@gmail.com 

Глобализация резко обострила вопросы национально-культурной и политической идентичности, которые сегодня превратились в одну из важнейших проблем. О ее значимости можно судить, по словам видного польского исследователя, одного из основоположников альтерглобализма Зигмунда Баумана, который писал, что «…впечатляющее возрастание интереса к обсуждению идентичности, может сказать больше о нынешнем состоянии человеческого общества, чем известные концептуальные и аналитические результаты его осмысления» [1, с. 176 – 177].

Этническая принадлежность, формируется в сознании людей, но она не является продуктом самого сознания, потому что нельзя сознательно, по договоренности, объединиться в этнос или сменить национальную (этническую) принадлежность, что вполне применимо к гражданству.

Таким образом, совершенно очевидно, что этническая принадлежность отражает гораздо более глубокую сторону природы человека, в определенном смысле автономную по отношению к сознанию и, тем более, политике.

Совсем иное дело обстоит с политической идентификацией. Глобализация, вопреки представлениям некоторых авторов, не упрощает и не снижает актуальности вопроса идентичности, а, наоборот, обостряет ее.

Во-первых, потому, что многие общества, народы и индивиды, в силу разных причин, испытывают кризис идентичности.

Во-вторых, потому, что политическая идентичность меняется в ходе глобализации и влияния внешних факторов.

В-третьих, потому, что сама по себе политическая идентичность достаточно изменчива по своей внутренней природе и определяется целым рядом объективных и субъективных утилитарных факторов.

Сложность проблемы усугубляется также тем, что критерии оценок потенциальных инноваций в обществе, остаются, по большей части, неопределенными.

Постсоветская политическая аналитика не отражает в должной мере диалектику процесса сдвигов в идентификационном поле: вариантов взаимодействия сторон политического процесса, вариантов их трансформации и их взаимного сочетания и подтверждения. Возможно, само такое отношение элит, научных кругов к проблеме политической идентификации и является особенностью внутреннего кризиса идентичности в постсоветском обществе.

Чтобы сохранять собственную способность к самовоспроизводству, любое общество должно уметь очертить свою идентичность, потому что только осознание гражданской общности (идентичности) является основой решения политических задач. Неопределенность, возникающая и развивающаяся относительно собственной политической идентичности, порождает наиболее сильные напряжения в структуре как индивидуального, так и коллективного сознания, которые нередко приобретают критическое состояние. Наглядным примером такого положения дел могут служить нынешние события на Украине.

Глобализация не стирает территориальные границы стран, культурные ареалы и историческую память народов, а ведет к появлению и распространению неких культурных и поведенческих стандартов, позволяющих людям получать утилитарные бонусы в виде возможности работы за границей своего государства, возможности стать членом некой объединенной системы.

В таких условиях политическое самосознание способно принимать разнообразные формы: от политического нигилизма и абсентеизма до активного интереса к освоению культурных ценностей этноса, вплоть до национализма в крайних формах и пренебрежения правами других социальных групп в данном государстве. При этом очевидным становится слияние кризиса идентичности с кризисом обеспечения материальными благами. В результате у людей возникает рассогласование между осознанием собственной этнической принадлежности и гражданства, ведущее к формированию политической маргинальности. Опыт ряда постсоветских стран убедительно демонстрирует, что корни идентичности людей, могут даже спустя годы их существования в условиях глобализующейся социальной реальности, обнаруживаться в истории и географии, в религии и национальных основах.

Для анализа современных тенденций изменения политической идентичности, в качестве теоретико-методологической основы, можно опереться на концепции Петра Штомпки [2], отражающие процессы социальной трансформации на постсоветском пространстве.

В этом состоит основной аспект актуальности рассмотрения проблемы политической идентификации, которая представляет собой и объективный процесс трансформации политического сознания различных социальных групп и актуальную научную проблему, решение которой не может оставаться без внимания научного сообщества постсоветских стран.

Список использованной литературы:

1. Бауман З. Индивидуализированное общество. М., 2002., С. 176 – 177.
2. Штомпка, П. Культурная травма в посткоммунистическом обществе // Социологические исследования. — 2001. — № 2. 

Кризис идентичности | Психология вики

Оценка |
Биопсихология |
Сравнительный |
Познавательная |
Развивающий |
Язык |
Индивидуальные различия |
Личность |
Философия |
Социальные |
Методы |
Статистика |
Клиническая |
Образовательная |
Промышленное |
Профессиональные товары |
Мировая психология |

Клинический:
Подходы ·
Групповая терапия ·
Техники ·
Типы проблем ·
Области специализации ·
Таксономии ·
Терапевтические вопросы ·
Способы доставки ·
Проект перевода модели ·
Личный опыт ·

Эрик Эриксон, психолог, придумавший термин кризис идентичности , считает, что кризис идентичности — самый важный конфликт, с которым сталкиваются люди, проходя восемь этапов развития в жизни.Идентичность — это «субъективное ощущение, а также наблюдаемое качество личностного сходства и непрерывности в сочетании с некоторой верой в одинаковость и непрерывность некоторого общего образа мира. молодой человек, который нашел себя таким, каким он нашел свою общность. В нем мы видим, как возникает уникальное объединение того, что необратимо дано, то есть телосложения и темперамента, одаренности и уязвимости, инфантильных моделей и приобретенных идеалов — с открытым выбор доступных ролей, профессиональных возможностей, предлагаемых ценностей, встреч с наставниками, завязанных дружеских отношений и первых сексуальных контактов.»(Эриксон, 1970.)

Согласно стадиям Эриксона, кризис идентичности наступает в подростковом возрасте, и только люди, которым удастся разрешить кризис, будут готовы столкнуться с будущими проблемами в жизни. Но кризис идентичности вполне может повторяться, поскольку меняющийся мир требует от нас постоянного переосмысления себя. Эриксон предположил, что люди переживают кризис идентичности, когда они теряют «чувство личного сходства и исторической преемственности». Учитывая сегодняшнее быстрое развитие технологий, глобальной экономики, динамики местной и мировой политики, кризисы идентичности, как ожидается, будут более распространенными сейчас, чем 30 лет назад, когда Эриксон сформулировал свою теорию.

Если вы (снова) окажетесь в кризисе идентичности, вы можете выделить семь проблемных областей, в которых нужно работать над разрешением.

• Временная перспектива
  Можете ли вы отличить немедленное удовлетворение от долгосрочных целей? Вы научились балансировать между использованием возможностей, как только они представляются вам, и упорной и терпеливой работой для достижения своей долгосрочной цели?
• Самоуверенность
  Чувствуете ли вы себя последовательным в своей самооценке и в образе, который вы представляете другим?
• Ролевые эксперименты
  Пробовали ли вы разные роли в поисках той, которая вам подходит?
• Ожидание достижения
  Верите ли вы в то, что добьетесь успеха в том, чем вы решите заниматься — будь то работа или тыл?
• Сексуальная идентичность
  Чувствуете ли вы себя комфортно, будучи мужчиной или женщиной и общаясь с другими как таковые?
• Поляризация лидерства
  Способны ли вы стать одновременно лидером и последователем, в зависимости от того, что требуется в данной ситуации?
• Идеологические убеждения
  Нашли ли вы набор основных социальных, философских или религиозных ценностей, на которых может основываться ваш взгляд на жизнь?

См. Также []

Список литературы []

Identity Crisis (New Edition): 9781401263133: Мельцер, Брэд: Книги

Брэд Мельцер — автор бестселлеров №1 по версии New York Times «Внутренний круг», «Книга судьбы» и девяти других бестселлеров, включая «Десятое правосудие», «Первое». Адвокат, Миллионеры и Тень президента.Его последняя книга «Художник по побегам» заняла первое место в списке бестселлеров. Его научно-популярная книга «Первый заговор» о реальном секретном заговоре с целью убийства Джорджа Вашингтона уже вышла. И его будущая книга — Заговор Линкольна, о ПЕРВОМ секретном заговоре с целью убийства Авраама Линкольна.

Помимо своей художественной литературы, Брэд является одним из немногих авторов, чьи книги когда-либо входили в список бестселлеров научно-популярной литературы (история расшифрована), советов («Герои для моего сына» и «Герои для моей дочери»), детских книг («Я Амелия Эрхарт и Я Авраам Линкольн) и даже комиксы (Лига справедливости Америки), за которые он получил престижную премию Эйснера.

Он также является ведущим «Потерянной истории» Брэда Мельцера на h3 и «Расшифровки» Брэда Мельцера на канале History. The Hollywood Reporter недавно включил его в свой список 25 самых влиятельных авторов Голливуда.

Брэд также отвечает за помощь в поиске пропавшего флага 11 сентября, который пожарные подняли на Ground Zero в национальных новостях по случаю 15-й годовщины 11 сентября. Используя свое телешоу «Утраченная история» Брэда Мельцера, он рассказал историю пропавшего флага и попросил американцев помочь вернуть его.Четыре дня спустя бывший морской пехотинец вошел в пожарную часть в Эверетте, штат Вашингтон, сказал, что видел телешоу Мельцера и теперь хочет вернуть флаг. Мельцер недавно представил флаг в Музее 11 сентября в Нью-Йорке, где он сейчас выставлен. Смотрите видео здесь.

Конечно, трудно найти кого-то, кто был бы настолько успешным в стольких различных средах массовой культуры. Но почему Брэд преуспевает во всех этих разных профессиях? Его вера в то, что обычные люди меняют мир. Это основное убеждение, которое пронизывает каждый из его проектов.

Его новый триллер, «Художник по побегам», представляет Нолу и Зиг, совершенно новых персонажей, в обстановке, которая поразит вас (вы не поверите, куда правительство отпустило Брэда). А пока скажем так: Нола мертва. Все говорят, что она мертва. Но Джим & quot; Зиг & quot; Зигаровски только что узнал правду: Нола жива. И в бегах. Вместе Нола и Зиг откроют вековую тайну, которая восходит к величайшему художнику побега из всех: Гарри Гудини. Художник по побегам прибудет в марте 2018 года.

Его иллюстрированные детские книги «Я Амелия Эрхарт» и «Я Авраам Линкольн» были написаны для его собственных детей, чтобы дать им достойных героев. Попробуйте их. Вы не поверите, насколько вдохновитесь вы и ваша семья. Следующим в серии будет «Я Леонардо да Винчи» (апрель). Телешоу, основанное на сериале, только что дебютировало на канале PBS: Ксавье Риддл и Секретный музей.

Его другие научно-популярные книги, «Герои для моего сына» и «Герои для моей дочери», представляют собой сборники героев — от Джима Хенсона до Салли Райд, — над которыми он работал с того дня, как родились его дети, и которые сейчас продаются, поскольку а также «История расшифрована: 10 величайших заговоров всех времен».

Он также является одним из соавторов телешоу Jack & amp; Бобби.

Брэд вырос в Бруклине и Майами и окончил юридический факультет Мичиганского университета и Колумбийского университета. «Десятое правосудие» было его первой опубликованной работой и сразу же стало бестселлером New York Times. Год спустя последовал «Мертвый Эвен», который также попал в список бестселлеров New York Times, как и все восемь его романов. Затем последовал «Первый советник», в котором рассказывалось об адвокате из Белого дома, встречавшегося с дочерью президента, затем «Миллионеры», в котором рассказывалось о двух братьях, которые крадут деньги и уходят в бега.The Zero Game рассказывает о двух штатных сотрудниках Конгресса, которые буквально играют на Конгрессе. Книга судьбы — это молодой помощник президента, сумасшедший убийца и 200-летний кодекс, созданный Томасом Джефферсоном, который связывает их вместе. На предмет подлинности «Книга судьбы» была исследована с помощью бывших президентов Клинтона и Буша. Книга лжи рассказывает о пропавшем орудии убийства, которым Каин убил Авеля, а также о нераскрытом убийстве отца создателя Супермена Джерри Сигела.Брэд — один из немногих, кто брал интервью у семьи Джерри Сигела об убийстве, и благодаря своему благотворительному сайту www.OrdinaryPeopleChangeTheWorld.com он был движущей силой движения за ремонт дома, в котором был создан Супермен.

Его книга «Внутренний круг» (и ее продолжения, «Пятый убийца» и «Тень президента») основана на идее о том, что личная шпионская сеть Джорджа Вашингтона все еще существует. Молодой архивист Национального архива обнаруживает, что шпионская сеть все еще существует.Он не знает, на кого они работают, но величайший секрет президентства вот-вот откроется. Во время исследования книги бывший президент Джордж Буш также впервые передал Брэду секретное письмо, которое он оставил Биллу Клинтону в Овальном кабинете. О, и да, Брэд был нанят Министерством внутренней безопасности для проведения мозгового штурма о различных способах нападения террористов на США.

Его книги более года входили в списки бестселлеров и были переведены более чем на 25 языков, с иврита на болгарский.В «Десятом правосудии» первые строки таковы: «Бен Аддисон вспотел. Как свинья. В еврейском переводе это стало: «Бен Аддисон вспотел. Как лошадь. Мы не уверены, кошерное это или что-то в этом роде!

Брэд сыграл себя в роли статиста в фильме Вуди Аллена «Знаменитость», стал соавтором присяги для AmeriCorps, национальной программы обслуживания, и получил признание Колумбийской юридической школы за написание своей первой книги, которая стала «Десятым правосудием». До всего этого он получил 24 письма с отказом от своего настоящего первого романа, который до сих пор лежит на его полке и опубликован Kinko’s.

Брэд в настоящее время живет во Флориде со своей женой, которая также работает адвокатом.

Судьба каждого главного персонажа в конце серии

Идея кризисных событий во вселенной DC обычно связана с угрозами мультиверсального характера; однако фильм « Identity Crisis » 2004 года Брэда Мельцера и художника Рэгса Моралеса поразил героев гораздо ближе к дому. То, что началось как расследование убийства Сью Дибни, выявило многие темные секреты, которые, как надеялись некоторые члены Лиги справедливости, остались бы похороненными в прошлом.

СВЯЗАННЫЙ: Кризис идентичности: 5 способов, которыми он хорошо состарился (и 5 способов, которыми он не выжил)

События Identity Crisis положили начало Infinite Crisis и Final Crisis , разрушительным событиям, которые изменили вселенную DC.Это событие из семи выпусков показало, что супергерои имеют дело с последствиями в их сольной серии и титуле Лиги справедливости, JLA .

10 человек с удлиненной формой тела столкнулся с жизнью без своей родственной души, что привело к его путешествию в 52

Ральф Дибни — персонаж, больше всего пострадавший от событий Identity Crisis , поскольку история начинается со смерти его жены Сью.После поминальной службы Ральф присоединяется к своим бывшим членам команды Лиги справедливости, когда они идут за Доктором Лайтом, который, как они считают, убил Сью, только чтобы вступить в бой с Дезстроуком, которого Доктор Лайт нанял для его защиты.

СВЯЗАННЫЙ: Удлиненный мужчина против пластикового человека: 5 причин, по которым они в основном одинаковые (и 5 причин, по которым они очень разные)

В эпилоге рассказа показано, как Ральф готовится ко сну и разговаривает со Сью, как если бы она была еще жива.На одной из панелей бутылки с Гинголдом показаны в мусорном баке, предвещая его уход из супергероя и закладывая основу для его роли в пост- Infinite Crisis серии , 52 .

9 Уолли Уэст страдает от кризиса собственной идентичности, когда узнает, что Барри проголосовал за умопомрачительных злодеев

Уолли Уэст, Флэш, также был глубоко затронут секретами, раскрывающими, что Лига Справедливости регулярно изменяла воспоминания о злодеях в течение Сателлитных лет Лиги Справедливости.Подозревая, что что-то не так, Уолли подслушивает группу героев, преследующих Доктора Лайта, заставляя Зеленую Стрелу рассказать о событиях изнасилования Доктором Лайтом Сью Дибни и о том, как Барри Аллен был решающим голосом, чтобы изменить мнение Лайта. Уолли также узнает от Зеленой Стрелы, что команда изменила разум Бэтмена, когда он обнаружил, что они делали с Доктором Лайтом. Уолли имел дело с умопомрачением злодеев в названии The Flash , The Rouges и возвращении The Top.

8 Атом оставил свою бывшую жену в Аркхэме после того, как узнал, что она стояла за смертью Сью, создавая почву для обратного отсчета до окончательного кризиса

Кризис личности также следует за Рэем Палмером, Атомом, который в начале истории встречается со своей бывшей женой Джин Лоринг, когда она возвращает некоторые из патентов, которые она получила в рамках их развода.После спасения Джин, которую предположительно подвесили одной из веревок Slipknot, Рэй и Джин начинают возрождать свои отношения

СВЯЗАННЫЙ: 5 причин, почему Рэй Палмер — лучший атом (и 5 причин, почему это Райан Чой)

Недавно воссоединившаяся пара недовольна, как только Рэй понимает, что это была Джин, которая случайно убила Сью, а затем попыталась скрыть это, поджег дом и приведя в движение все, что привело к гибели отца Тима Дрейка.Рэй забирает Джин в убежище Аркхэма, а затем исчезает в Мультивселенной, пока не будет найден во время обратного отсчета до финального кризиса, и Джин станет Эклипсо.

7 Бэтмен потерпел поражение и окончательно предал Лигу справедливости

Вещи стали личными для Бэтмена, не только со смертью Сью Дибни, но и со смертью отца Тима Дрейка, который был убит, защищаясь от капитана Бумеранга.Хотя Бэтмен не узнает, что его воспоминания были изменены, Зеленая Стрела намекает, что Бэтмен — детектив и, вероятно, знает, что вещи, связанные с ночью нападения Доктора Лайта на Сью, не складываются. По мере того как последствия кризиса идентичности разыгрываются в серии JLA , Бэтмен показывает, что он знает, что Лига что-то сделала с ним той ночью, только чтобы узнать правду от Тайного общества суперзлодеев, которые появляются в поисках мести после того, как Десперо восстанавливает их воспоминания, которые забрала Лига Справедливости.

6 Жизнь Тима Дрейка навсегда изменилась, когда его отец был убит бумерангом

Незадолго до событий Identity Crisis , Джек Дрейк, отец Тима, узнал, что его сын прожил двойную жизнь в качестве партнера Бэтмена.После недолгого ухода из ночной жизни линчевателей, Тим вернулся к своей роли Робина с благословения отца примерно во времена Кризиса идентичности и War Games в Bat-title.

СВЯЗАННЫЙ: Робин: 10 способов, которыми DC продолжает ошибаться Тим Дрейк

Тиму также пришлось иметь дело с потерей своего отца и Оуэна Мерсера, сына капитана Бумеранга, который впервые появился во время Кризиса идентичности, который позже присоединился к Outsiders Nightwing.Тим переехал в Бладхейвен, чтобы заботиться о своей мачехе Дане Уинтерс, которая была госпитализирована в клинику Бладхейвен из-за смерти Джека.

5 Зеленая стрела раскрыла темную тайну Лиги справедливости, а затем изо всех сил пыталась сохранить единство Лиги

Кризис идентичности был первым значительным событием DCU, частью которого был Оливер Куин после возвращения из мертвых во время сюжетной арки Quiver Кевина Смита.Мельцер, который следил за Смитом с Archer’s Quest , использовал Олли как средство разоблачения проступков Лиги, пытаясь убедить Уолли, что у них нет других вариантов защиты своих близких, и оправдывая решение Лиги стереть память злодеев. . Олли останется резервным членом Лиги, в конечном итоге изо всех сил пытаясь удержать Лигу на плаву в течение Infinite Crisis.

4 Смерть Ронни Рэймонда проложила путь Джейсону Рушу, чтобы овладеть Матрицей огненной бури

Еще одна жертва кризиса идентичности на стороне героев был Ронни Рэймонд, он же Firestorm.Часть группы пытается ввести Теневого Вора, но события становятся фатальными для героя, когда Теневой Вор берет меч Сияющего Рыцаря и наносит удар Огненному Шторму, разрывая его защитный костюм.

СВЯЗАННЫЙ: 10 героев DC, которых вы не знали, дебютировали в 1970-х

Смерть Ронни подготовила почву для Матрицы Огненного Шторма, чтобы найти своего нового хозяина, 17-летнего Джейсона Раша, который путешествовал в космос, когда разворачивалась подготовка к Infinite Crisis , и обнаружил, что Мартин Штайн жив в космосе как «стихийная огненная буря» и в конечном итоге снова соединились с Рушем и Матрицей.

3 Супермен позже покажет, что он знал о стирании разума

Второстепенный игрок в истории, Супермен помогает, когда это необходимо, и в конце истории находится в Смоллвилле с Ма Кент, которая пытается помочь своему сыну разобраться во всех событиях.Ма говорит Кларку, что это нормально, когда его беспокоит то, что произошло, и предлагает ему отдохнуть от работы Супермена. Кларк немедленно надевает свой костюм и говорит ей, что он не может этого сделать, и улетает обратно в Сторожевую башню. В отличие от многих крупных событий DCU, Супермен уступает место другим героям DCU. Позже в JLA выясняется, что Супермен знал о стирании памяти злодеев и Бэтмена.

2 Чудо-женщина сыграла второстепенную роль в кризисе идентичности, выступив в роли второго плана

Чудо-женщина, как и Супермен, играет в сериале скорее второстепенную роль, в основном допрашивая потенциальных подозреваемых в убийстве Сью Дибни.Чудо-женщина также ведет поминальную службу Сью, а затем допрашивает Slipknot в тюрьме после того, как Джин Лоринг найдена висящей на одном из его фирменных узлов. Единственная сольная сцена Чудо-женщины происходит после смерти отца Тима Дрейка, когда она кладет меч на могилу своей матери, во время серии панелей, где герои вспоминают семью и друзей, которых они потеряли за эти годы. Вскоре после этого события Чудо-женщина отправится в изгнание после убийства Максвелла Лорда, чтобы спасти Бэтмена.

1 Кризис идентичности предвосхитил конец Хэла Джордона как призрак и возвращение к жизни в «Зеленом фонаре: возрождение»

В течение многих лет фанаты молили Хэла Джордана о возвращении и искуплении после многих лет, когда он устраивал хаос в DCU в роли Parallax и отмерял возмездие Бога в роли Spectre.Когда выпуск №4 заканчивается, Оливер посещает могилу Хэла, поскольку он появляется в форме Призрака. Оливер умоляет Хэла сказать ему, кто стоит за убийством Сью, но Хэл говорит, что он не может сказать ему или наказать виновных, поскольку он не может наказать каждого убийцу. Олли неохотно принимает ответ и заканчивает обсуждение, спрашивая Хэла, когда он вернется, на что Джордан отвечает, что он «работает над этим». Спустя несколько месяцев они воссоединились в мини-сериале Джеффа Джона « Green Lantern Rebirth ».

ДАЛЕЕ: Кризис на бесконечных землях: судьба каждого главного героя в конце серии

Следующий
Marvel: 10 сильных мстителей, которые начинали слабыми

Об авторе

Чад Бурдетт
(Опубликовано 92 статей)

Чад — пожизненный читатель и коллекционер комиксов, у которого есть много проблем, большинство из которых упакованы в пакеты, загружены и спрятаны на складе.В течение 13 лет он вел блог комиксов для Albany, NY Times Union, а в настоящее время пишет для различных комиксов, таких как Comic Watch, а также дает свои собственные интервью на YouTube. Следуйте за ним в Twitter TUComicsBlog и YouTube

Ещё от Chad Burdette

Как помочь подросткам с кризисом идентичности

Вебстер определяет кризис идентичности как «чувство несчастья и замешательства, вызванное неуверенностью в том, какой вы человек на самом деле или какова истинная цель вашей жизни.«Хотя кризис идентичности может произойти в любом возрасте, его чрезвычайно важно решить в подростковом возрасте из-за того глубокого влияния, которое они могут оказывать во взрослую жизнь.

Что делает кризис идентичности таким сильным в подростковом возрасте, так это то, что в эти годы подростки уже переживают значительные и запутанные изменения. Наступает период полового созревания, гормоны бушуют, работа в школе становится все более требовательной, а внеклассные мероприятия учащаются. Как же тогда мы можем помочь нашим подросткам, когда возникает кризис идентичности? Самый простой ответ — поощрять самопознание.

Пусть ваш подросток заглянет внутрь и узнает, что ему нравится / не нравится: Если ему нужна определенная одежда, например, спросите его, почему? Это потому, что они видели, как другие ученики носят их, и чувствовали, что должны соответствовать, или им действительно нравится эта одежда? Другой пример — спросить их, в какой карьере они могут увидеть себя в какой-то момент в будущем, вместо того, чтобы направлять их по пути , выбранному вами.

Задавайте вопросы вместо того, чтобы требовать : такой простой вопрос, как «Что делает вас счастливым?» или «Хочешь поступить в колледж?» Вместо требований «Вы будете счастливы, если сделаете X» или «У вас есть , чтобы пойти в колледж из-за Y», они могут решить, чего они хотят от жизни.

Не выносите суждений, если не согласны : В некоторых случаях кризис идентичности может усугубиться из-за того, что родитель не согласен с тем, что их подросток решил, что они хотят. Сценарий, в котором ваш сын просит записаться в балетный класс только для того, чтобы его вынудили вступить в футбольную команду, может вызвать массовый конфликт в сознании сына. Точно так же ваша дочь хочет пойти в армию только для того, чтобы ей сказали, что девочки не должны поступать в армию, также вызывает беспокойство.

Надеюсь, эти простые идеи помогут вам помочь подростку преодолеть кризис идентичности.Однако, если им будет слишком сложно помочь, не стесняйтесь звонить в Hammond Psychology & Associates, P.A. по телефону (813) 654-0503 для консультации.

10 октября 2015 г. / Общие, Воспитание

Кризис идентичности | Издательство Принстонского университета

Победа Дональда Трампа на выборах ошеломила мир. Как ему это удалось? Был ли это его призыв к отчужденным избирателям в штатах на поле битвы? Была ли это Хиллари Клинтон и скандалы, связанные с ее долгой политикой? Были ли ключевые факторы учтены еще до того, как были выбраны номинанты? Identity Crisis предоставляет захватывающий отчет о кампании, которая, казалось, нарушила все политические правила, но на самом деле так и не сделала.

Кризис идентичности переносит читателей от утомительных праймериз к ночи выборов, результат которых не оправдал прогнозов социологов и ученых мужей. В книге показано, как фундаментальные характеристики нации и ее политики — состояние экономики, президентство Обамы и демографические характеристики политических партий — в сочетании с личностями и риторикой кандидатов привели к одному из самых неожиданных президентских выборов в истории. С самого начала фундаментальные характеристики предсказывали чрезвычайно близкие выборы.И хотя многочисленные разногласия с Трампом помогли Клинтон сохранять комфортное лидерство на протяжении большей части кампании, предсказание близких выборов стало реальностью, когда американцы проголосовали.

Кризис идентичности показывает, как победу Трампа предвосхитили изменения в демократической и республиканской коалициях, движимые расовой и этнической принадлежностью людей. Затем кампания усилила и обострила эти разногласия, поскольку была сосредоточена на вопросах, связанных с расой, иммиграцией и религией.Результатом стала эпическая битва не только за Белый дом, но и за то, что такое Америка и чем она должна быть.

Награды и признание

• Лауреат Премии Ричарда Э. Нойштадта 2019 года, Секция президентов и исполнительной политики Американской ассоциации политических наук
• «Самая зловещая книга, которую я прочитал в 2018 году» (Карлос Лозадо, Washington Post)
• Один из 9 мыслителей Vox, которые разобрались в хаосе 2018 года

«Данные о голосовании практически не поддерживают идею о том, что« экономическая тревога »подтолкнула людей к голосованию за Трампа.Как задокументировано в Identity Crisis , , важной новой книге, анализирующей выборы 2016 года, то, что отличало избирателей Трампа, были не финансовые трудности, а «отношение, связанное с расой и этнической принадлежностью» ». — Пол Кругман, New York Times

«Я думаю, что это, без сомнения, самая важная и самая информативная книга, написанная о выборах 2016 года. И, делая это, я думаю, что это одна из самых важных книг для понимания американской политики сегодня.. . . В книге так много открытий, что если вы их действительно усвоите, они могут перевернуть ваше понимание политики ». — Эзра Кляйн, Vox

«Жизненно важный новый труд о политической культуре эпохи Трампа». —Carlos Lozada, Washington Post

«Одна из самых влиятельных книг о выборах 2016 года». —Томас Б. Эдсалл, New York Times

«Важность негативной реакции на расу и иммиграцию внутри Республиканской партии является центральной темой своевременной, внимательной и богатой данными новой книги о выборах 2016 года политологами Джоном Сайдсом, Майклом Теслером и Линн Ваврек.В Identity Crisis они утверждают, что Трамп понимал, что происходит внутри партии, а не его соперники ». — Э.Дж. Дионн, Washington Post

«Другие ученые также могут скептически относиться к Cyberwar . В готовящейся к выпуску книге о кампании 2016 года, Identity Crisis , написанной политологами Джоном Сайдсом, Майклом Теслером и Линн Ваврек, утверждается, что вмешательство России не было основным фактором в президентские выборы, и что взломанные электронные письма «явно не повлияли» на восприятие Клинтона.Вместо этого они пишут, что использование Трампом вызывающих разногласия вопросов расы, пола, религии и этнической принадлежности стало причиной его победы ». — Джейн Майер, жительница Нью-Йорка

«Под их микроскопом белая« экономическая тревога », оправдывающая голосование за Трампа, трансформируется в нечто совершенно иное, определяемое авторами как« расовая экономика », которую они определяют как« веру в то, что недостойные группы продвигаются вперед, в то время как ваша группа осталась. сзади ». —Charles Jaco, St.Луи Америкэн

«Благодаря роскоши ретроспективного взгляда и аналитической проницательности политологи Джон Сайдс, Майкл Теслер и Линн Ваврек провели исключительно хорошо изученное и проницательное вскрытие, в котором трезво изолируется основное значение выборов: поляризующие дебаты об американской идентичности, спровоцированные иммиграцией и политикой. Демографические изменения. Результат, Identity Crisis , представляет собой окончательный, статистически обоснованный отчет о президентских выборах 2016 года.» — Джастин Гест, Американский проспект,

«Эта книга останется исчерпывающим объяснением того, что мотивировало и отличало избирателей друг от друга как в первичных кампаниях, так и на всеобщих выборах в 2016 году». — Ян Рейфовиц, Daily Kos

«[Авторы] опровергают некоторые популярные предположения об удивительном исходе президентских выборов 2016 года, когда два» исторически непопулярных кандидата в президенты «столкнулись друг с другом.. . . Авторы приводят три основных причины победы Трампа: «раздробленность» внутри Республиканской партии, которая не позволяла партийным лидерам объединяться в поддержку любого кандидата; чрезмерное освещение в СМИ Трампа, из-за которого он казался лидером даже тогда, когда освещение было сосредоточено на скандалах; и «расовую экономику», в которой расовые взгляды «формируют то, как избиратели понимают экономические результаты». . . Убедительный, хорошо задокументированный анализ выборов 2016 года . « — Киркус

« Кризис идентичности , книга ведущих политологов Джона Сайдса, Майкла Теслера и Линн Ваврек в 2018 году, является лучшим руководством к пониманию того, почему эти демографические различия настолько резкие и становятся все более резкими.Книга оформлена как вскрытие президентских выборов 2016 года, но на самом деле представляет собой всеобъемлющий отчет о большой картине американской политики за последние несколько десятилетий ». — Зак Бошамп, Vox

«Окончательный отчет о выборах 2016 года». — Алекс Шепард, Новая Республика

«Самый тщательный социологический анализ выборов 2016 года». —Илья Сомин, Причина

«Это лучший и самый беспристрастный анализ 2016 года, который я видел.» — Джордж Хоули, Law & Liberty

« Кризис идентичности предлагает сильный и несколько противоречащий интуиции тезис о президентских выборах 2016 года». — Выживание

«После многих лет попыток понять политическую динамику и динамику безопасности в других странах, охваченных разделением, я, как и многие другие американцы, изо всех сил пытаюсь понять, что происходит в моей собственной стране. Identity Crisis предоставляет управляемый данными ключ для расшифровки событий 2016 года. выборы, на исход которых в большей степени, чем на недавние, повлияла расовая и этническая принадлежность.Выводы, хотя и информативны, не утешительны ». — Стивен Танкель, Война на камнях

«Прозрачный, увлекательный и безжалостно рациональный, Identity Crisis — это путеводитель, который нам нужен для того, что на самом деле произошло в 2016 году, выборах, с которыми мы до сих пор не смирились. После всех домыслов и партийных обвинений поиск настоящих ответов авторов не просто интересен, а необходим. Кризис идентичности — это больше, чем выборы: это состояние Америки в момент политического распада.- Молли Болл, национальный политический корреспондент, Time

«Стороны, Теслер и Ваврек предлагают контекст и чувство меры во времена быстрых изменений, дезинформации и неопределенности, помогая нам отделить знакомые модели от того, что является действительно новым. Вдумчивый, терпеливый и своевременный, Identity Crisis — это противоядие от горячих попыток нашей политической эры », — Джон Ф. Дикерсон, автор книг Whistlestop и On Her Trail

«Победа Дональда Трампа ошеломила большинство политических обозревателей и вызвала споры о ее причинах и значении, которые все еще ведутся.Джон Сайдс, Майкл Теслер и Линн Ваврек предоставляют жизненно важный недостающий элемент: данные, лежащие в основе их глубокого и доступного анализа самого шокирующего президентского исхода в современной истории. Кризис идентичности — это Розеттский камень для понимания того, что на самом деле произошло на выборах 2016 года ». — Джошуа Грин, автор книги Devil’s Bargain: Steve Bannon, Donald Trump, and the Storming of the Presidency

« Кризис идентичности представляет собой наиболее тщательный, детальный и проницательный анализ президентских выборов 2016 года, который я когда-либо видел.Это убедительно доказывает, что политика идентичности, а не экономические проблемы, была движущей силой победы Трампа, и тем самым дает глубокое понимание текущего состояния американской политики. Обязательно к прочтению всем, кто пытается понять, как мы добрались до этого уникального момента », — Гэри С. Джейкобсон, соавтор книги The Logic of American Politics

«Стороны, Теслер и Ваврек предоставляют наиболее полное, всестороннее и исчерпывающее объяснение президентских выборов 2016 года, которое когда-либо было написано.Тщательно исследуя совокупность потенциальных факторов, влияющих как на праймериз, так и на всеобщие выборы, они отделяют пшеницу от плевел, исследуя как мифы, так и реальность окончательного восхождения Дональда Трампа ». — Дайана К. Мутц, автор книги In-Your- Политика лица: последствия нецивилизованных СМИ

Что делать при кризисе идентичности

Кто я?

Если вы задаете себе этот вопрос, значит, вы попали в хорошую компанию.Ученые, философы, психологи, учителя, раввины и пасторы спорят об идентичности на протяжении веков. Трудно выразить это словами, но тем не менее это основа того, как мы придаем смысл этому миру.

Когда вы чувствуете, что находитесь в эпицентре кризиса идентичности, вы можете чувствовать себя напуганным и дезориентированным — как будто вы ступаете по воде посреди океана. Но это не значит, что с вами что-то не так. Как и времена года, личности меняются. Отношения растут и заканчиваются.Сдвиги в личности — это часть того, что происходит, когда вы растете и обретаете мудрость.

Я собираюсь поделиться некоторыми полезными способами преодоления этого кризиса, но сначала давайте определим, что мы подразумеваем под идентичностью .

Что такое личность?

Ваша личность — это история, которую вы рассказываете себе о себе. Это то, как вы понимаете свою цель и ценности в мире, а также свое отношение к людям и сообществам вокруг вас.

Беспокойство реально, но оно не определяет вас.Верните свою жизнь с помощью нашего нового краткого руководства!

На первый взгляд, мы часто выражаем свою идентичность, говоря о нашей работе, талантах, отношениях или даже личных склонностях: «Я писатель», или «Я охотник», или «Я мама», или «Я Я помешан на контроле «. Но мы используем следующие термины: , ярлыки . Это ярлыки для резюмирования гораздо более сложной истории, которую мы рассказываем сами себе.

Как развивается идентичность?

Как я сказал выше, идентичность — это история, которую вы рассказываете себе о себе.Но эта ключевая история состоит из трех разных типов историй, сплетенных вместе: историй, в которых вы родились, историй, которые вам рассказывают другие, и историй из вашего опыта.

Распакуем каждую.

1. Истории, в которых вы родились

Никто не выбирает семью, расу, страну, период времени и культуру, в которой он родился. Мы только что попали в середину действия — начало новой сцены в сложном и длинном фильме. Прежде чем мы даже произнесем слово или сделаем шаткий шаг, мы наблюдаем, слушаем и впитываем набор ожиданий относительно того, кто мы есть и что мы можем и не можем делать в этом мире.

Вот как это выглядело для меня: я родился в семье белых, принадлежащих к среднему классу, в пригороде Хьюстона. Я ходил в школы высокого давления, где нас заставляли расти, добиваться успехов и соревноваться. Ожидалось, что я поступлю в институт. Ожидалось, что я пойду в церковь. Эти вещи не обсуждались.

Начиная со средней школы, я должен был найти работу (или две или три) и работать с отличием. Все мои друзья в кругах говорили определенным образом, смеялись и шутили определенным образом, любили и поддерживали друг друга определенным образом.Все это рассказывало мне историю о том, кем я был день за днем.

Ваша история так же уникальна, как и моя. Вы не выбрали много его частей, но тем не менее он сформировал вас.

2. Истории, которые вам рассказывают

В дополнение к более широкой истории, в которой вы родились, самые близкие вам люди расскажут вам истории о мире и о вас самих, которые также будут формировать вас.

Вообще говоря, наши родители, опекуны или ближайшие родственники имеют огромное значение в историях, в которые мы верим о самих себе.Мы полагаемся на наших родителей в вопросах руководства и интерпретации окружающего мира, поэтому то, что они говорят, и, что более важно, то, как они действуют по отношению к нам и вокруг нас, имеет значение .

Может быть, ваша мама каждый божий день говорила вам, что любит вас, или, может быть, она принижала вас из-за лишнего веса. В любом случае, вы были поглощены и верили тому, что она говорила. Может быть, ваш отец был настроен на вас, и вы чувствовали себя глубоко любимыми и близкими. Или, может быть, твой отец кинулся за тебя, и, хотя он никогда не сказал ни слова, его отсутствие было громкой и жестокой историей о том, как мало ты имеешь значения.Вы усвоили все эти истории.

С возрастом круг влияния расширяется — мы слушаем рассказы учителей, друзей, парней и девушек, а также людей в социальных сетях и в развлекательных целях. Эти истории укореняются в нашем организме и в конечном итоге влияют на экспрессию генов, иммунную функцию и здоровое старение. На самом деле, когда мы будем взрослыми, на нас будут формировать — как в позитивном, так и в негативном плане — истории, которые нам рассказывают люди. Выбирайте друзей с умом.

3.Ваши истории о вашем опыте

Наш опыт — то, что мы наблюдаем, делаем, создаем и над чем работаем — также помогает формировать нашу идентичность. Мы узнаем о себе и о мире, активно участвуя в нашей собственной истории. Опыт — величайший учитель.

Подумайте о разнообразных способах использования нашего опыта, чтобы рассказать миру, кто мы есть:

• Карьера : Я предприниматель. Я учитель.
• Достижения : Я спортсмен Ironman.Я лауреат премии «Грэмми».
• Травма : Я вылечился от рака. Я беженец.
• Интересы : Я художник. Я двукратный чемпион региона по шаффлборду.
• Отношения : Я дедушка. Я вдова.
• Неудачи и нарушения : Я вор. Я лжец. Я обманщик. Я идиот.

Еще раз, это просто ярлыки.Чтобы по-настоящему понять свою личность, вам нужно отстраниться от лейбла и спросить, о какой истории он рассказывает.

Что вызывает кризис идентичности?

Кризис идентичности случается, когда вы понимаете, что история, которую вы рассказываете себе, является ложью или просто больше не работает. Кризис идентичности случается, когда в рассказах, которые вы себе рассказываете, просто заканчивается бензин. Они больше не выдерживают перед лицом правды и реальности.

«Кризис идентичности случается, когда вы понимаете, что история, которую вы рассказываете себе, является ложью или просто больше не работает.«

-Доктор. Джон Делони

Представьте себя поездом, а свою личность — рельсами под вами. Следы направляют вас и позволяют двигаться вперед. Кризис идентичности случается, когда рельсы заканчиваются, часто во время жизненного перехода или трудностей. Вы писатель, и вас уволили с работы, о которой вы мечтали. Или вы спортсмен, попали в автомобильную аварию и потеряли способность ходить. Или вы — домохозяйка мирового класса, и ваши дети заканчивают учебу и поступают в институт, а вы оказываетесь в пустом гнезде.

Что теперь?

Гусеницы заканчиваются, и вы глохнет. Вы понимаете, что не говорите себе правду долгое время. Вы должны решить, кем вы являетесь, под всеми ярлыками и масками достижения.

Вы должны дистанцироваться от историй и серьезно спросить: Кто я? И что я хочу построить дальше?

Каковы признаки кризиса идентичности?

Если вы переживаете кризис идентичности, вот несколько признаков, на которые следует обратить внимание:

1.Обвинение, отставка и негодование

Вина — верный признак того, что история, которую вы рассказываете себе, начинает разворачиваться. Когда вы начнете подвергать сомнению историю, в которой вы родились, и истории, которые вам рассказывали другие, вы можете рассердиться или даже почувствовать себя преданным. Возможно, вы пережили большие потери, травмы и недостатки, но вы можете выбрать историю, которую рассказываете себе, как сразу после, так и спустя годы.

Если вы не будете осторожны, вы просто бросите полотенце и поверите, что это настолько хорошо, насколько это возможно, или настолько плохо, насколько это возможно.Ваша история наполнится чувством бессилия. И эта отставка может быстро вызвать горечь и негодование. А обида — это смертельный удар для всех отношений, даже для отношений с самим собой. Сражайтесь, царапайте и пробивайте себе дорогу от обиды — никогда не сдавайтесь.

2. Ставить под сомнение свои ценности и убеждения

По мере того, как ваша история разворачивается, вы начинаете сомневаться в ценностях и убеждениях, которые вплетены в эту историю. Может быть, у вас кризис веры и вы покидаете церковь, или, может быть, вы решили присоединиться к церкви, став атеистом.Может быть, вы голосуете за красный цвет, когда всегда голосовали за синий, или за синий вместо красного.

Или, может быть, это не так очевидно. Возможно, вы отказываетесь от личных убеждений, которых придерживались долгое время, или решаете прекратить определяющие отношения. Как бы это ни выглядело для вас, не бегите от сомнений и вопросов. Наклонитесь к ним и покажите людям, которым доверяете.

3. Чувство, будто ты не принадлежишь

Что-то внутри вас изменилось, и вы не совсем вписываетесь в аккуратную коробочку, частью которой были раньше.Вы чувствуете себя одиноким в переполненной комнате. . . или вы окажетесь одиноким. Вы отделяете себя от своих групп или от способов мышления, которые ранее определяли вас, и это пугает. По мере того, как вы ищете себя, вы также ищете новое сообщество, в которое вы вписываетесь. Это может занять некоторое время, но если вы будете усердны в своем поиске, вы найдете отношений, которые вы ищете.

Что делать, когда вы переживаете кризис идентичности

Хотя кризис звучит настораживающе, кризис идентичности может быть лучшим, что случилось с вами! Краеугольный камень психологической и эмоциональной зрелости перестает задавать себе вопрос: Правдива ли история, которую я рассказываю? И это тот, кем я хочу жить? Более глубоко, вы спрашиваете себя: Чего я на самом деле хочу от своей крошечной, драгоценной, дикой жизни?

Да, кризис идентичности — это страшно.Но отважные и отважные люди отправляются в лес и прокладывают новый путь.

Вы, друг мой, смелы.

Итак, берите мачете. Пойдем.

Изучите свою текущую историю.

Когда истории, которые вы себе рассказываете, больше не складываются, сделайте паузу и спросите себя, где вы их вообще взяли. Держитесь подальше от них и смотрите на них объективно. Мы автоматически впитываем сотни историй, особенно в детстве, и многие из них приносят больше вреда, чем пользы.Поговорите с собой, как если бы вы разговаривали с другом:

• Спросите, Джон (конечно, используйте ваше имя), откуда взялась эта история? Кто тебе это сказал?
• Слушайте свои мысли о себе.
• Запишите свои ответы. Вытащите их из головы и положите на бумагу (там, где у них намного меньше энергии).
• Составьте список убеждений и ценностей, воплощенных в вашем доме.
• Подумайте о людях, которые помогли вам сформировать.Кто были самые громкие голоса? Что они сказали? Почему они это сказали?

Будьте любопытны и чутки по отношению к себе во время исследования. Простите себя за прошлые ошибки. Не цепляйтесь за горечь — она ​​вам не на пользу.

Бросьте вызов своей текущей истории.

Как только вы узнаете свою историю, вы должны потребовать доказательства. Вы должны спросить себя: Правдивы ли эти истории?

Вот пример. Допустим, вы переживаете кризис идентичности после душераздирающего развода.История, которую вы себе рассказываете, может быть такой: Я неудачник. Мне не ради чего жить. Я больше никого не найду. Мое сообщество отвергнет меня.

Требуйте подтверждения своих мыслей. Действительно ли правда, что вы неудачник? В любом случае, что такое неудача? Мы все делаем ошибки — неужели вы действительно верите, что не можете на них научиться, вместо того, чтобы позволить им похоронить вас? Откуда вы взяли историю о том, что развод означает, что вы никуда не годитесь и навсегда останетесь одиноким? Кто тебе это сказал?

Не принимайте свою историю как евангельскую истину.Бросьте вызов этому. Требуйте доказательств.

Найдите людей, которые будут вас слушать, любить и поддерживать.

Помните: люди в нашей жизни, которые нам наиболее близки, могут оказать глубокое влияние на нашу идентичность. Проводите время с друзьями и семьей, которые открывают ваше сердце и разум для новых возможностей — которые смотрят вам прямо в глаза и говорят: «Эй, тебе не нужно больше так жить».

Если вам не нравится текущая история, найдите героя, за которым вы будете следовать. Всем нам нужны наставники и гиды, которые моделируют историю, которой мы хотим жить.Это может быть кто-то, кого вы знаете в реальной жизни, или кто-то влиятельный, которым вы восхищаетесь издалека.

Отпустите старую историю.

В какой-то момент этого процесса вы можете сделать выбор: хотите ли вы продолжить жить этой старой историей или создать новую?

Отличный способ сделать это — поговорить с собой от третьего лица, как если бы вы давали совет другу. Используя приведенный выше пример, если бы ваш друг пришел к вам и сказал: «Джон, я ненавижу этот развод, потому что я такой неудачник, я навсегда останусь одиноким, и мне не ради чего жить», вы бы немедленно бросьте им вызов, потому что их история не соответствует действительности.Попробуйте говорить с собой, как с кем-то, о ком вы заботитесь и любите.

Именно здесь вы встаете и говорите: Я устал отдавать столько власти другим людям — старая подруга, пастор, который причинил вам боль, хулиган из четвертого класса, который высмеивал вас за то, что вы толстый. Я хочу, чтобы вы представили, как вы подходите к этому человеку, выхватываете ручку у него из рук и говорите: «Спасибо, но я взял ее отсюда».

Вы, , должны написать следующую главу.

Решите, каким человеком вы хотите быть.

Когда вы начнете писать свою новую историю, основывайте свою личность на том, каким человеком вы хотите быть, а не на том, чего вы достигли. (Этот момент и следующий находятся под сильным влиянием автора и докладчика Джеймса Клира. Его невероятная книга Atomic Habits помогла мне переосмыслить, как личность может влиять на наши действия, а не наоборот.)

Ваша личность — это не сумма всего, что вы сделали.Ваша личность — это то, кем вы являетесь. Вместо того чтобы думать о себе по тому, что вы делаете — я гастролирующий музыкант — думайте о том, что доставляет вам радость. Вы по-прежнему можете быть творческим человеком и заниматься музыкой, даже когда глобальная пандемия закрывает вашу отрасль.

Этот более глубокий уровень идентичности — быть хорошим распорядителем своего тела, или человеком, который добр и терпелив, или дисциплинированным работником, или кем-то, кто творит, — нельзя отнять у вас, даже несмотря на все жизненные перемены и неожиданности. проблемы.Меньше сосредотачивайтесь на том, что вы можете сделать, и больше на том, кто вы есть.

Принимайте решения, основываясь на том, каким человеком вы хотите быть.

Как только вы решите, каким человеком вы хотите быть, вы можете работать в обратном направлении от этого результата, выбрав образ мышления и привычки, которые помогут вам стать этим человеком.

Если вы хотите быть человеком, который усердно работает на своей работе, чтобы усилить свое влияние и повысить свою ответственность, то какие решения принимает этот человек? Они, наверное, рано просыпаются.На работе они заводят дружбу и узы. У них есть порядочность. Они очень и очень много работают.

Когда вы пишете новую главу в своей истории, с нетерпением ждите человека, которым вы хотите стать, а затем принимайте решения, которые помогут вам достичь этого.

И помните: вы смелы и отважны. А теперь сделай это.

Улучшите свое психическое здоровье и отношения

Ваша личность постоянно развивается, как и вы. Когда вы пишете свою историю, это одна из самых больших радостей в жизни — идти рядом с такими людьми, как вы.Каждому из нас нужно воодушевление, освежение и несколько хороших шуток по пути.

Присоединяйтесь ко мне и моим попутчикам в The Dr. John Delony Show . Я выпускаю несколько серий каждую неделю, отвечая на звонки от самых разных людей, сталкивающихся со всевозможными проблемами, включая время от времени кризис личности.

Пусть у вас хватит смелости брать перо каждое утро и жить хорошей историей.

Кризис идентичности (комикс) — TV Tropes

«Каждый, кто надевает костюм, рисует мишень на груди своей семьи.

— Ральф Дибни, Удлиненный человек

Кризис на бесконечных землях и Нулевой час: кризис во времени! — эти две серии были массовыми кроссоверами и обычно приводили к той или иной форме реткона по крайней мере для одного персонажа. Кризис был большим кризисом, объединившим Землю-2 и Землю-1 вместе, приведя нас в только что установившуюся посткризисную эру. Нулевой час … сделал Хэла Джордана, самого популярного Зеленого Фонаря, суперзлодеем и проиграл непрерывность.То, что принесла Identity Crisis , было похоже, но определенно НЕ то, чего ожидали читатели.

Когда история начинается, Сью Дибни, жена супергероя Удлиненного Человека, таинственным образом убита, ее тело было подожжено, когда ее муж находился на наблюдении. Лига справедливости расследует место убийства, дом Дибни, и сбита с толку из-за отсутствия доказательств. Отправляя большую часть Лиги и Юных Титанов на поиски злодеев, основанных на огне и / или телепортации, основные члены Лиги (за исключением Супермена и Бэтмена) тайно обращают свое внимание на мелкого злодея Доктора.Лайт (мужской, не путать с женским супергероем, дебютировавшим в Кризисе). Но прежде чем они смогут противостоять ему, Уолли Уэст и Кайл Рейнер подслушивают планы Лиги и требуют знать, почему они противостоят Лайту.

Они показывают, что несколько лет назад доктору Лайт удалось телепортироваться на спутник Лиги, обнаружить Сью в одиночестве и приступить к ее изнасилованию. Лайта быстро останавливают, но он похотливо клянется, что сделает это снова, как только его выпустят, а тем временем расскажет всем остальным суперзлодеям, как он изнасиловал жену Удлиненного Человека.Затем Лига решает стереть его память и изменить его личность, чтобы обезвредить угрозу. В настоящее время доктор Лайт обнаруживает, что он является целью Лиги, и нанимает Детстроука, но в конце боя Лайт восстанавливает свои воспоминания и убегает, раскрывая правду в оптическом построении, только Флэш достаточно быстр, чтобы видеть. Флэш видит, что Бэтмен был там в ночь изнасилования Сью, но Затанна стер разум и его, когда он попытался остановить стирание памяти доктора Лайта.

На вскрытии Сью выяснилось, что она на самом деле не сгорела.Между тем, Джин Лоринг (бывшая жена Рэя Палмера, также известного как Атом) чуть не линчевала неизвестный нападавший, а Лоис Лейн угрожает кто-то, кто знает, что она вышла замуж за Супермена. Тим Дрейк переживает родительскую борьбу со своим отцом, который знает, что Тим — Робин, и желает его безопасности. Капитан Бумеранг воссоединяется со своим внебрачным сыном и обнаруживает, что он спидстер. В то время как разведенные Атом и Джин восстанавливают отношения, Джека Дрейка, отца Тима, посылают пистолет с предупреждением и атакуют. Джек использует пистолет, чтобы убить своего нападающего, капитана Бумеранга, но его убивает одно из оружия Бумеранга.Робин и Бумеранг-младший теряют своих отцов, и тайна, по-видимому, раскрыта … пока вскрытие Сью не обнаруживает крошечные следы в ее мозгу, которые действительно убили ее. Бэтмен узнает об этом и делает вывод, что Атом не убивал Сью, и мы узнаем, что Джин обнаружила один из запасных костюмов Атома. Пытаясь восстановить связь с Рэем (ее бывшим мужем), Джин пыталась создать иллюзию угрозы семьям супергероев, но случайно убила Сью и наняла не того убийцу для Джека Дрейка.Рэй отправляет Джин в убежище Аркхэма, сжимается до микроскопических размеров и полностью исчезает. В конце концов, Лига встряхивается, Зеленая стрела подразумевает, что Бэтмен мог знать, что он был вычеркнут; Доктор Лайт восстанавливает свою старую личность, сын Бумеранга становится новым Капитаном Бумерангом, а Ральф Дибни теперь вдовец.

Итак, в конце концов, где Crisis и Zero Hour были большими кроссоверами, которые включали ретконнинг и большие гигантские сражения, Identity Crisis был гораздо более сдержанным, более тихим кроссовером, который вместо этого был загадкой убийства.Однако именно поэтому фанаты укажут на эту книгу, если новый читатель когда-либо попросит хорошую отправную точку для знакомства с DCU. Ретконы были меньше, но немного очевидны. Особенно с лигой справедливости .

Identity Crisis сразу же последовал за Infinite Crisis , который намного более точно следует типичному формату. Более десяти лет спустя у истории был духовный преемник в Heroes in Crisis , еще одном «кризисе», который решает меньшую угрозу, касающуюся личной жизни и частной жизни героев.

Написано Брэдом Мельцером, искусство — Рэгс Моралес.

Тропы, использованные или связанные с кризисом идентичности

:

• Страх взрослых: супергерой, эквивалентный взорванному псевдониму государственного свидетеля, и ваши враги знают , кто вы и как причинить вам боль в наиболее уязвимых местах : ваши близкие.
  • Сыграл честно с отцом Тима Дрейка, который беспокоится, что его сын может вернуться с чем-то похуже синяка под глазом.

• Slasher Smile:… это было как в старые времена, не так ли? ◊
• Начало тьмы: возможно, для всего современного DCU.
  • И это стало последней каплей для Алекса Лютора, Супербоя-Прайма и Кал-Л.
• Голубь-табурет: Уолли Уэст предотвращает вариант разоблачителя Уилсона (героический).
• Синдром внезапного продолжения пятки: Джин Лоринг полностью теряет свой рокер, чтобы попытаться вернуть любовь своего бывшего мужа Рэя Палмера. В конце концов это приводит к тому, что она становится одержимой Эклипсо.
• Томатный сюрприз: Роль Бэтмена в инциденте с доктором Лайтом и последующее уничтожение разума, когда он возражал.
• Получил уровень крутизны:
  • Детстроук Терминатор переходит от безумно подготовленного, хорошо обученного и слегка усиленного задира до сверхчеловека с рефлексами, которые могут позволить ему «удивить» Флэша ударом меча за спину Слэйда . Это был бы Уолли Вест Флэш, который однажды успел остановиться, когда пуля снайпера коснулась его шеи.
  • В этой серии Калькулятор преобразован в Злой аналог Oracle.
  • Сериал также вернул Доктору Лайту серьезную угрозу.